26 мая 2008 14:33
Автор: Николай Стародымов (г. Москва)
Моё прибытие в Афганистан (Записи из афганских блокнотов)
В Афганистане многие вели дневники, хотя это официально было запрещено. Знаю даже офицера, у которого были неприятности за попытку провезти свои записи в СССР («в Союз», - мы говорили). Однако я записывал много чего. Много лет собирался взяться за расшифровку записей. Кое-что уже публиковал. Но системной расшифровки не было. И вот начал.
Художественной ценности эти записи не представляют. Но с другой стороны, из подобных дневниковых записей и пишется история. Сколько отдельных эпизодов, упоминаний о людях, живых и павших, содержится в них!
Постараюсь назвать всех ребят, имена которых сохранились в блокнотах.
В Афганистане я был с августа 1985-го по январь 1987 года. Служил в дивизионной газете 5-й гвардейской мотострелковой дивизии, в Шинданде. Изъездил и облетал весь запад Афганистана. О том и пишу.
Запись №1.
26.08.85
Итак, я пересек границу ДРА. С самолетом мне повезло – Ил-18. В прошлом году летел на таком, так не считал, что это везение – о, времена! Валентин Прохоренко, летевший на Ан-12, рассказывал потом, что сначала их до 13 часов продержали в Тузеле, а потом в самолете люди теряли сознание, передавали друг другу маски.
(Дополнение. Тут следует пояснить для людей, которые в Афганистане не бывали. Отправка, как тогда говорили, «за речку» осуществлялась таким образом. Во всяком случае, для офицеров. В Ташкенте был организован пересыльный пункт, «пересылка». Поскольку изначально предполагалось, что люди на ней надолго задерживаться не будут, к ним и отношение было соответствующее. Большое помещение со множеством кроватей, всё обшарпанное, туалет армейский (во всех смыслах слова), питание отвратительное. К тому же все знали, что летят на войну, а потому «отрывались» по полной – пьянки постоянные. О том, кто персонально убывает в Афган на следующий день, узнавали накануне вечером. И они старались спустить остатки денег, потому что с собой разрешалось иметь не больше 30 рублей. Но обитали тут и другие военные, которым приходилось обитать здесь какое-то время. Бывало, что они сидели без копейки, но армейская взаимовыручка действовала бесперебойно – они кормились и поились от щедрот убывающих. Рассказывали, что кое-кто этим и пользовался, экономя свои средства, но тут уж ничего не поделаешь – такие халявщики бывают в любом коллективе.
В 3 ночи убывающих поднимали и отвозили на военный аэродром в Тузель, пригород Ташкента. Там проходили паспортный контроль и таможню. Не знаю, всегда это было или нет, но каждый раз, когда я бывал там, возникали если не скандалы, то недоразумения обязательно. Многие, если не большинство убывающих были или с похмелья, или уже похмелившиеся. В констатацию этого факта я не вкладываю никакого негативного оттенка – вполне закономерное явление. А тут начинается: то у кого-то что-то лишнее в кармане или чемодане, то кто-то бумагу какую-то затерял в кармане… Шум, гам. Аргумент один: мы на войну едем, а вы тут к нам придираетесь. Аргумент ответный: закон есть закон.
Пройдут контроли, и оказываются в накопителе, который правильнее было бы назвать отстойником. Большой зал без окон с двумя дверями – в одни можно только войти, а в другие только выйти. Но вторые открываются только на посадку. Здесь же туалет, опять же армейский. Все курят. Кондиционеры гоняют этот спертый смрадный воздух, не освежая и не охлаждая его. И это – по несколько часов! Бывали случаи, когда вечером объявляли, что вылета не будет, и для военного люда на следующий день начиналось то же самое.
Теперь о самолетах. Ан-12 машина, конечно, надежная, но для перевозки пассажиров не очень-то приспособлена. Там есть небольшой салончик мест на 10, а остальной отсек грузовой, не герметизирован. А в Афганистане летали высоко, чтобы меньше было шансов быть подбитым. Вот и получалось: набьются люди в грузовой отсек, самолет поднимется километров на 7, люди задыхаются, а на всех несколько кислородных масок, которые они передают друг другу. В герметичном же, который называли «барокамерой», летали начальники).
Первое впечатление от Афганистана – горы. Во все стороны до горизонта только горы. Где темные, где светлее, где красноватые. Где хребты, где плато, где скалы. Но везде дикие, голые. Лишь кое-где в долинах видны темные ленточки зелени. Пролетали одну широкую долину, там видны поля, но только жмутся они к горам, где из выходов из ущелий, наверное, текут ручьи или речушки.
Наконец начали снижаться. Вдруг самолет резко сбросил скорость, выпустил закрылки и, опустив нос, круто пошел вниз. Обычно при снижении аэродрома не видно. А тут он был прямо под самолетом. Пошли мы по спирали, с каждым витком опускаясь все ниже. Я уже об этом уже слышал, что аэродромы тут окружены горами и потому самолеты приземляются именно по спирали. Так и взлетает – едва оторвавшись от земли, сразу круто заваливается на левое крыло и пока не наберет свои 6000 метров, кружится на одном месте. В иллюминатор видно, как внизу всё меньше и меньше делается аэродром. Так и при посадке самолет садится практически с поворота.
Прилетели мы в Кабул. На выходе из самолета у нас забрали загранпаспорта и повезли на пересылку. Думал я, что нас если не ждут с распростертыми объятиями, то по крайней мере мы тут кому-то нужны. Ничего подобного! Приехал? Иди, ищи, где пристроиться, иди питаться, умываться… Надо в политотдел на собеседование? Завтра будет автобус – поедешь. И так – во всём! Питание, мягко сказать, не очень – овес и горох.
На следующий день с утра пошел к комендатуре, откуда должен был идти автобус в штаб армии. Но автобуса не было. Потом выяснилось, что он был, но только тут же развернулся и уехал, не стал брать пассажиров. До штаба надо было добираться самостоятельно. Не зная чужого города… Поймал я какой-то УАЗ-452 (его называли «таблетка» или «буханка»). И поехали. Признаться, я думал, что появление на улице Кабула нашей машины вызовет хоть какую-то реакцию – положительную или отрицательную. Не тут-то было! На советские машины никто никакого внимания не обращал. При выезде из аэропорта стояла огромная толпа афганцев. Оказалось, что был какой-то мусульманский праздник.
В этот день по вере мусульманам полагается жертвоприношение. Наших предупреждали, чтобы в город не ходили, чтобы не стать такой жертвой. (Дополнение. Я эту байку столько раз слышал… Уж не знаю, это специально такие слухи распространяли, чтобы мы поостереглись, или же на вновь прибывших страху нагоняли…) Позднее я посмотрел карту Кабула. Оказалось, что мы проехали через весь город с севера на юг. Дорога сначала прямая. С обеих сторон были маленькие азиатские домики за дувалами, огородики… В общем, я подумал, что всё, что мне рассказывали о Кабуле как о грязном азиатском городке, правда. Но поближе к центру город стал городом. Правда, высотных домов нет, только 1-2-этажные. Потом справа появился большой квартал 4-5-этажных домов. Потом выяснилось, что здесь живут наши гражданские специалисты. Всюду дуканы – мелкие лавчонки с товаром, выложенным на прилавки прямо на улицу. Женщины одеты от джинсов до паранджи. Преобладают голубой, синий цвета. Мужчины тоже одеты по-разному, но преобладает национальный костюм. Показали семью – впереди мужчина, за ним четыре жены в паранджах. Рассказывали, что недавно задержали трех офицеров, которые пытались в складчину купить себе женщину. Может, врут? Или правда?
В городе чувствуется напряженность. Всюду патрули. Афганские, иногда наши. У правительственных зданий – БТРы. Кое-где даже танки. У автоматов (есть даже ППШ) стволы аж светлые – видно, что часто пользуются. (Дополнение. Это я от незнания тогда написал, но сейчас убирать не стал, пример показывает, что мы приехали в страну, о которой вообще ничего не знали. Это у афганцев была мода такая: чернение с автомата стирали, обматывали его приклад разноцветной изолентой, украшали всякой мишурой, блестками…).
Город посередине делится на южную и северную части несколькими горами. В узком проходе между двумя из них проходит улица, протекает речка Кабул. По склонам лепятся крохотные домишки, держатся черт знает на чём. Крутизна гор страшная. Между домиками тропиночки, почти козьи. Домики грязные, глинобитные. Яркости красок центра города нет. Всё убого, серо, по-азиатски. Воду наверх не подают, ее носят снизу. По гребню тянется древняя крепостная стена.
(Дополнение. Позднее мне рассказали версию происхождения этой стены. Рассказал Саид, афганец, который вынужден был уехать в СССР, когда наши войска уходили из Афганистана. Потом у него всю родню там вырезали. А он – литератор и переводчик – работал разносчиком чая на Черкизовском рынке. Так вот, по его версии, эту стену воздвигли в период, когда сюда пришли мусульманские войска первых халифов. Здесь до того жили зороастрийцы и они сумели остановить нашествие завоевателей. Разделительной линией между войсками (мировоззрениями) стала эта самая гора. И зороастрийцы решили отгородиться от воинственных соседей. Однако мусульмане оказались не только хорошими воинами, но и искусными политиками. Они не стали продолжать войну, потому что попытка преодолеть заграждения привела бы к огромными потерям. Тогда он предложили соседям в дар в знак мира следовавших с войском женщин-мусульманок. Какой же мужчина откажется от такого подарка?! Женщины стали рожать и воспитывать мусульман и таким образом Кабул добровольно принял ислам, едва постаревшие стойкие защитники старой веры утратили свою власть. Наверное, это легенда, но тут уж – за что купил, как говорится).
Выехали из прохода между горами – и опять город. Зелень, яркие дома. Но чувствовалось, что приближается окраина. Появился красивый желтый большой дом – Министерство обороны ДРА. Потом опять пошли мазанки. Подъехали к КПП – приехали.
Чувствуется, что здесь идет большая стройка. Пыль всюду. Заборы и ворота, всё неровное, покосившееся – по-армейски. Еще одни ворота – здесь уже я шел пешком. Показали штаб – красивое здание с колоннами, балконами и закругленными углами, как-то одиноко и гордо стоящее на горе. К нему змеится дорога. Это и есть дворец Амина.
Здесь всюду красивые здания, аккуратные модули, асфальт, зелень, наглядная агитация. Похожу к зданию, уже слегка запыхавшись. Подъем не крутой, но достаточный, потом длинная лестница из камней. В конце – часовой и примостившийся на крохотной площадочке домик бюро пропусков.
Оказалось, что в этот день прием после 17 часов. (Дополнение. Как будто нельзя было распорядок вывесить на пересылке! Это очень раздражало всех. Когда прилетали первый раз в Афган, никто из начальства не считал нужным встретить новоприбывших, помочь им, разъяснить такие вот особенности. Мы только всем мешали своими вопросами. И возникал вопрос: Прилетаешь на войну – а здесь в штабе часы приёма!). А время только около 9 утра. Посоветовали позвонить в отделение кадров политотдела армии. И, наконец, после нескольких звонков я попал в штаб.
Заполнил анкету. Вопрос: куда хочу замениться. Написал «В Белоруссию». (Дополнение. Порядок замены из Афганистана для офицеров – особая песня. Это был верх несправедливости. Поначалу было объявлено, что офицеров будут после Афгана направлять служить по желанию. Соответственно, из среднеазиатских округов офицеры устремились «за речку», чтобы вырваться оттуда в Европу. Дело в том, что офицер, попав служить в гарнизоны Среднеазиатского или Туркестанского округов, в абсолютном своем большинстве застревал здесь надолго. У нас в туркменском городе Кизыл-Арват, где стояла 58-я мсд, служил полковник Гликман, который пробыл там 21 год и перевод перед пенсией в Ашхабад был для него счастьем. Офицеры на что только ни шли, чтобы вырваться из пустынных городков.
Был такой городок Казанджик, который называли туркменскими Минводами, потому что там из кранов текла соленая вода, а пресную привозили два раза в неделю и ею запасались впрок. В общем, офицеры через Афган начали уезжать из округа. Кадры быстро смекнули, что к чему. И объявили, что заменяться офицеры будут туда, где у них есть квартира. Если же жилья нет – то в округ, из которого приехал в Афган. Да, графа о желании на замену в анкетах была. И мы какое-то время верили, что она работает. Разочарование пришло потом).
Когда я вернулся на аэродром, на пересылку не пошел, пошел к десантникам, в дивизионную газету «Гвардейская доблесть». С редактором ее Валерой Пинчуком я был знаком раньше. Но оказалось, что он в отпуске. За него был Витя Чубаков, и корреспондент Коля Зайцевский. Встретили меня отлично. Первый раз я нормально поел. Десантников кормят хорошо. И печенье, и молочный суп на завтрак… После ужина была баня. Я в такой еще ни разу не мылся. Парилка с веником и полками, прямо за дверью бассейн с прохладной водой, комната отдыха… (Дополнение. Это было только первое впечатление. Позднее, мотаясь по Афгану, я насмотрелся разных бань и получше. Там вроде как негласное соревнование было у военных – у кого лучше баня. Со временем мы у себя в редакции газеты «Гвардеец» в Шинданде сделали куда лучше!).
Конечно, начались рассказы о том, кто как воюет. Перед новоприбывшим нужно показать себя старым воякой. Зайцевский рассказал, как во время одной высадки отстал от своих, и пока нашелся, об этом успели доложить руководству. С тех пор его решили не брать на боевые, хотя он туда рвался.
На пересылке информация об отлете «бортов» куда бы то ни было напрочь отсутствует. Никто ничего не знает. Почти сутки я просидел, не зная чем заняться. Вдруг входит солдат и говорит, что на Шинданд идет «борт». Впрочем, самолет пришлось еще часа два ждать. Но действительно взлетели. В самолете был также ЗиЛ-130. Сидеть не на чем. Примостился на каком-то выступе, надо мной нависла громада машины. Удерживают ее тоненькие тросики. Неприятно. Кто-то пытается смотреть в иллюминатор. А они грязные – ничего не видно. На высоте воздуха явно не хватает. Дышишь, а легкие так и хотят расшириться еще больше, захватить побольше кислорода. Несколько вдохов сделаешь, потом приходится делать пару глубоких. Впереди вдоль бортов протянулись тонкие трубочки с краниками, и на них, на длинных шлангах, кислородные маски. Если самолет поднимается еще выше, все кто в салоне дышат по очереди.
В Шинданде дул сильный ветер, раз даже фуражку сорвало. Взял чемодан и потащился к маленькому домику аэропорта. Навстречу едет ГАЗ-66. Из него выглядывает старший лейтенант в темных очках.
- Ты Гаджиметова меняешь?
- Я.
- Прыгай в кузов!
Куда тут прыгать! Чемодан тяжеленный (одни клише сколько весят!) – еле закинул. Портфель с пивом поставил осторожно. А сумку с остротами (в Кабуле ее выкинуть хотел – думал: все пропало) бросил у заднего борта.
(Дополнение. Тут следует опять пояснить. Большинство из тех, кто летел из Союза, везли с собой дополнительный груз. Я вёз типографские клише. Сегодня молодежь привыкла к современной полиграфической технике и даже не представляет, насколько она изменилась за какие-то двадцать лет. Сейчас набор на компьютере, изменение шрифта или размера осуществляется нажатием кнопки. А тогда типография дивизионной газеты была еще с ручным набором. Литеры (крохотные буквы в зеркальном отображении) из гарта (особый сплав на основе свинца) лежали каждая в своей ячейке в кассах. Касса – это лоток со множеством отделений, в которых лежали эти самые литеры: большие буквы и маленькие, цифры и знаки препинания… Естественно, в каждой кассе были литеры одинаковые по размеру (кеглю) и начертанию (гарнитуре). Наборщик должен точно знать, в какой ячейке лежит какая литера. Перед ним был листок с отпечатанным текстом, и он брал из соответствующих ячеек нужные литеры и выкладывал их в специальном приспособлении с зажимными краями – верстатку… В общем, процесс сложный. Картинки же печатались с клише.
Клише в типографском деле того времени – это цинковая пластинка, на котором кислотой вытравлено изображение, опять же в зеркальном изображении. Их делали для редакций газет округа только в Ташкенте. Таким образом, если нужно было опубликовать фотографию человека или какого-то события, нужно было сделать фотографию, самому ее отретушировать, написать заявку, отправить ее в Ташкент, а потом ждать, чтобы тебе прислали обратно сделанное с фотографии клише. Обычно процесс затягивался на месяц, а то и больше. Связываться с этим особенно не хотелось. Поэтому или вообще обходились без фотографий, ограничивались теми, которые рассылали централизованно. Или использовали личные контакты. Вот такую пачку клише я с собой и вез. Тяжеленные, заразы!
Когда я был еще в Ташкенте, спросил у опытных «афганцев», что лучше с собой туда брать, чтобы угостить будущих сослуживцев. Мне ответили, что кормят «за речкой» нормально – пусть не всегда вкусно, но и с голода там никто не пухнет. Спиртное при желании достать не проблема (горбачевские антиалкогольные новации тогда еще не воспринимались всерьез). Потому посоветовали везти то, чего в Афгане нет: пиво и что-нибудь острое, из серии корейской кухни. Это я и тащил).
Дорога, конечно, ужасная. Выложена она железобетонными плитами. И края, не пригнанные друг к другу, за годы (или десятилетия) эксплуатации выщербились. Теперь на месте стыков ямы. Стук-стук – каждые два метра. Короче, не езда, а мучение.
(Дополнение. Штат дивизионной газеты был таким: редактор, ответственный секретарь и корреспондент-организатор. (Армейские шутники перекрестили их в «безответственный секретарь» и «корреспондент-дезорганизатор»). Это офицеры. Прапорщик начальник типографии. Корректор-машинистка – вольнонаемная. И трое солдат; но трое солдат с таким объемом работы не справились бы, а потому обычно в типографии было до 10 солдат. Редактором нашей газеты был Виктор Михайлович Дахно, приехавший сюда из Минска. Туда же и заменился, сейчас так и проживает в столице Белоруссии. Ответственным секретарем был я. А корреспондентом был Александр Анатольевич Ельцов – сейчас он проживает в Калининграде, автор многих публикаций об Афганистане. Начальником типографии был прапорщик Юрий Шайтуров).
6.09.1985
А война здесь идет настоящая. (Дополнение. Напомню, что шел 1985 год. В Союзе о той войне знали не так много. Только по слухам. Что там война, знали все. А вот размах не представляли – пропаганда советская работала нормально. Даже для нас, военных людей, и то многое было внове, когда попадали туда). В Кабуле мне прямо сказали, что город в окружении банд. Было время, когда можно было спокойно на машине проехать в Баграм и даже дальше. А сейчас на это не решается никто. В целом в Кабуле отношение к нам двоякое. С одной стороны, наше присутствие, несомненно, идет на пользу местному населению. Особенно торговцы за нас. С другой стороны, много безобразий творят наши. То БТР таранил автобус, то въехал в дукан, то задавили кого-то.
То же и в провинции. Где-то изнасиловали, где-то убили, где-то грабили. Этих случаев мало, но они создают нам плохой фон.
А вообще тут война идет настоящая. Натифа здесь здорово уважали за то, что он смело участвовал в различных операциях. (Дополнение. Я менял в Шинданде Натифа Гаджиметова. Военные журналисты старшего поколения его хорошо знают. О нем ходит такая байка. Якобы он когда-то сказал, что хочет стать первым журналистом – Героем Советского Союза. Так ли это – не знаю. Но он действительно участвовал во всех боевых операциях и всюду стремился показать себя смелым офицером. Однако дали ему только Красную Звезду. О наградной системе в Афгане – разговор особый. О ее несправедливости можно говорить сколь угодно долго).
Был в полку, когда разведрота вернулась из засады. Идут пыльные, грязные и… спокойные. И встречают их спокойно, буднично. «Как дела? – Нормально». И всё.
То же было, когда я был у десантников в Кабуле. Замполит батальона собирался на десантирование. Собирался спокойно. Даже книжку взял, фантастику.
- Вернешься, дашь почитать? – просил Виктор.
А тот спокойно упаковывал фляги с водой.
- В тех местах плохо с водой, - пояснял мне. – То ли дело было в Пянджшере – там воды было много.
В редакцию пришло письмо от прапорщика Ивана Ивановича Мартенко. В нем описан секретарь бюро комсомола лейтенант Катеринин Сергей Николаевич: «При проведении боевой операции огнем из автоматического миномета уничтожил две огневые точки, ДШК и миномет мятежников. А при атаке уничтожил 12 душманов». (Дополнение. Это были будни. И в эти будни прибыл человек, который до того об этих буднях знал только понаслышке. Наверное, большинство советских людей испытали подобное же смятение, впервые попав в Афган).
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: