Зельников, Верёвкин – редакторы районных газет : [an error occurred while processing this directive] <div id=page> <h1><a href='/litera/public/index.shtml'>Публицистика</a> » <a href='/litera/public/33559/index.shtml'>Александр Степанов </a></h1> <img id='mainimg' src="/files/34558/gazeta145.jpg" width="145" height="113" alt="Зельников, Верёвкин – редакторы районных газет"></a> <span class="date"><span>10 ноября 2008 12:29</span></span> <h3><i>Автор:</i> Александр Степанов (г. Тольятти)</h3> <h2>Зельников, Верёвкин – редакторы районных газет</h2> <P>Верно говорят: не было б счастья, да несчастье помогло… Моему переходу из районной (сельской) кинель-черкасской газеты «Трудовая жизнь» в городскую отрадненскую «Рабочую трибуну» предшествовали занятные события. </P> <P>Хм… Это сегодня, с расстояния многих и более сложных для меня лет они кажутся забавными, а тогда молодому «неоперённому» в интрижных затеях человеку казались весьма непростыми и судьбоносными.</P> <P>Начну с того, что прежний редактор «Трудовой жизни» Венедим Антонович Зельников собрался на пенсию, и первый секретарь «барин» Бардин прибыл в редакцию в Отрадный, чтобы рекомендовать в качестве замены нового руководителя. </P> <P>Но тут нужны ещё две оговорки. Бардин приехал из Кинель-Черкасс в Отрадный потому, что районная редакция располагалась именно в городе, в том же здании (свят-свят!) – в том же бараке, что и городская. Потому что до этого генеральный секретарь КПСС Никита Хрущёв укрупнил райкомы, соединив сельские и городские. Объединились и газеты. А после «низложения» Никиты Сергеевича всё опять разъединилось. А поскольку Кинель-Черкассы не сразу были готовы вернуть редакцию «домой», то обе разъединённые редакции теснились в одной стороне и без того тесного барака в городе. </P> <P>Теперь о новом редакторе Алексее Федоровиче Верёвкине. До объявления секретарём райкома о его назначении он, по должности экономист сельхозуправления, можно сказать, «душил» нас своими статьями по своей специальности. Писал он не только длинно, но и скучно, главное, плохо – многие мысли не поддавались расшифровке из-за косноязычия. </P> <P>Поэтому после того, как Бардин назвал его имя, меня дёрнуло ляпнуть: «А если кто-то не хочет его видеть редактором?».</P> <P>– Кто не хочет, пусть пишет заявление об уходе, – ответил барин.</P> <P>Так и случилось со мной. А заявление написал после небольшого инцидента. Дело в том, что, будучи экономистом до корней волос, новый редактор установил строжайший контроль за расходованием материалов. Одно возьмём: фотокора Николая Завгороднева он обязал прикреплять к отчёту о расходовании не только использованные плёнки и снимки, но и пробные испорченные листы фотобумаги. Ещё надо заметить, что меня выбрали председателем профсоюзной организации, а потому с жалобами на редакторский «режим-прижим» ко мне часто подходили сотрудники. И до своего случая приходилось в мягкой форме «укрощать» ревизорские страсти Алексея Федоровича. </P> <P>И ещё одна оговорка. Надо честно сказать: попивали мы тогда в редакции отменно. А на закуску почти всегда брали кильку в томате. К сожалению, специального прибора для открывания консервной банки не было, а пользовались секретарскими ножницами. Будучи ответственным секретарем и имея этот инвентарь, я и занимался вскрытием. При этом частенько лезвия не выдерживали специфической функции – ломались. Поэтому опять приходилось просить лично у редактора (все расходные заботы он отобрал у бухгалтера себе, на что она тоже жаловалась). Так вот, в очередной раз подошёл к нему и попросил выделить деньги на ножницы. И он сердито затревожился:</P> <P>– Слушай, куда ты их деваешь?! Только что покупали…</P> <P>– Да закусываем мы ими, – сморозил я в ответ.</P> <P>Надо ещё заметить, что со следующего дня я уходил в отпуск и по этому поводу уже был слегка навеселе – поэтому дерзил. </P> <P>И в этот же день перевёлся в городскую газету.</P> <P>Но сначала скажу о Зельникове, добрая ему память. </P> <P>Венедим Антонович, тот самый был нередким в советские годы тип журналиста, который пришёл в среду творческой интеллигенции, так сказать, от сохи. Точнее, от станка. В молодости начинал подсобным рабочим в типографии. Подчеркну: он захватил примитивное оборудование: ручной набор литер-буквиц и ручной печатный станок. Самостоятельно научился наборному делу: а это, надо сказать, весьма копотное дело собирать из свинцовых букв словечки и строчки. Потом – в колонки. </P> <P>В это же время стал пописывать заметки в ту же газету, которая печаталась в той типографии. В конце концов, стал корреспондентом, заведующим отделом, редактором. Упорство, въедливость, дисциплинированность, неутомимая работоспособность – такие качества, в моём представлении, позволили ему достичь, в общем-то, таких профессиональных высот. Вспомню также, что, в конце жизни, несколько лет работал собственным корреспондентом областной газеты в Уральске.</P> <P>Но было и ещё одно свойство, продвинувшего самодеятельного журналиста к таким должностям. Безоглядная преданность, чуть не сказал, делу коммунистической партии.</P> <P>В связи с этим приведу забавный диалог двух знакомых редакторов соседних районов. Один бесцеремонно спросил другого:</P> <P>– На кого работаешь, коллега?</P> <P>– На коммунистическую партию, - с заученной готовностью ответил другой.</P> <P>– А я на первого секретаря, – не моргнув глазом, отчеканил первый, назвав фамилию своего покровителя…</P> <P>Так вот и Зельников точно уразумел, на кого надо работать. В связи с этим Николай Завгороднев, который много лет служил литературным сотрудником в той же «Трудовой жизни» под началом Венедима Антоновича, рассказал такой весёлый случай. </P> <P>Как я уже говорил, был он весьма старательный и исполнительный, большевистской закваски человек. А первым секретарём райкома партии – человек весьма сурового спроса Николай Лукьянович Бардин. Очень часто звонил из своего кабинета редактору, давал задания и указания. Когда позвонил в тот раз, во дворе стояла жара, а в кабинетах погудывали мухи. Кружили они и над носом редактора, поднявшегося из-за стола в тот миг, когда понял, что звонит сам "первый".</P> <P>Бардин говорил долго, редактор пытался слушать внимательно, беспрестанно приговаривая: "Да... Хорошо..."</P> <P>При этом суетливо топтался возле стола и свободной рукой отмахивался от двух назойливых мух, которые, не сознавая ответственности момента, усаживались на кончик носа.</P> <P>Наконец он, изловчившись, поймал одну негодницу, придавил и бросил под ноги.</P> <P>Другая была хитрее, и никак не давалась в руки человека.</P> <P>Наконец, разговор был закончен, и Зельников, пока непонятно отчего недовольный, опустился на стул.</P> <P>И тут обнаружил: ничего не помнит из того, что указал ему секретарь.</P> <P>– Не знаешь, о чём мне Бардин говорил? - рассеянно пробормотал он литературному сотруднику Николаю Завгородневу, только что вошедшему к нему.</P> <P>Тот только мог изобразить сожаление.</P> <P>А тут вредная муха снова уселась на нос опечаленному редактору.</P> <P>И тот, мгновенно срываясь во гнев, махнул над своим носом так, что едва очки не слетели. Потом вскочил и, вовлекая сотрудника в предприятие, стал гоняться за вредным насекомым по кабинету. Только тогда и успокоился, когда злополучная муха, подраненная, забилась под диван и там была раздавлена строкомером.</P> <P>Таковы мухи и муки нашего творчества!</P> <P>Портрет этого редактора (он у меня в трудовой биографии первый) был бы неполным, не скажи о такой его особенности: невыносимо долгое и скучное поучительство. Помню, моим первым заметулькам (я ведь тоже начинал осваивать журналистику «самокруткой») он, бывало, делал разборки по получасу, предварительно на рукописи расставив десятки крючков вопросительного знака. И особенно тщательно выпытывал у меня фактуру, на основании которой сочинялась информация. В этом смысле, хоть и тяжко было переносить его нотации, до сих пор благодарен ему хотя бы за понимание ответственности за печатное слово. </P> <P>В то же время в последние годы и он, бывало, давал слабинку. Был такой случай.</P> <P>Однажды он был в плохом настроении и, прочитав корреспонденцию Виталия Юшкина, в общем-то, ленноватого журналиста, но интересного поэта, отрезал:</P> <P>– Никуда не годится! Поработай ещё!.. </P> <P>Сотрудник взял материал и положил в стол. Дня через три редактор вспомнил:</P> <P>– Ну, подработал? - спросил. Юшкин кивнул и протянул "отдохнувшую" корреспонденцию, никак не исправленную. Редактор прочитал и восхитился:</P> <P>– Вот это да! Теперь прекрасно, прекрасно!</P> <P>А что с Верёвкиным, сменившим Зельникова на посту редактора «Трудовой жизни»? В семидесятые годы в наших кругах постоянно приводился анекдотичный «ляп», допущенный им. На первой полосе сверху печатался портрет «дорогого Леонида Ильича Брежнева» с хвалебной подписью в его адрес, а ниже крупным шрифтом корреспонденция под названием «А молока-то всё нет!».</P> <P>Такими запомнились мне два редактора моей родной «Трудовой жизни». Думаю, они не хуже и не лучше других районщиков прошлого века. </P> <br> • <a href='/litera/article17272.shtml?34558'>Отправить свой коментарий к материалу »</a><br> <br> • <a href='/meh/print.php?id=34558'>Версия для печати »</a><br><br> <div class="addcom"> <h2 class="addcom">Читательские комментарии</h2> <div class="hotcom"> <span>11 ноября 2008 15:03</span> <br class='break'> <P>Дорогой Александр Дмитриевич! Прими привет от коллеги и тезки по отчеству -Антониды Бердниковой из Нефтегорска. Во-первых, огромное спасибо за лазоревое детство моих детей и внуков, взращенных на Ваших замечательных стихах. И за "Родню"- тоже.Это уже начала читать и наслаждаться на портале. И за повествования о коллегах- братьях-журналистах- низкий поклон. К сожалению, знала этих людей только по фамилиям. С ними больше общался наш Лебедев. Ну а я, как и Вы, обкатывала строки и так же страдала порой от начетничества моих ярых учителей.<BR>Читала и невольно улыбалась и хохотала- Боже, какие все знакомые персонажи- продукт партхозяйственного актива. И все же, Ваш юмор и теплота подкупают. Видно по всему, людей Вы любите. И душа у Вас светлая, незамутненная. Спасибо, дорогой мой коллега!</P> </div> </div> </div> <div class='ender'> </div> [an error occurred while processing this directive]