17 ноября 2008 13:15
Источник: Александр Степанов, лейтенант запаса (г. Тольятти)
Третий вылет (Очерк о земляке Герое Советского Союза Иване Кухареве) На конкурс "Служу народу и Отечеству" имени Героя Советского Союза В.В. Карпова
Как случилось, что о нём знает, почитай, полстраны, а вот на родине, в селе Марьевке Пестравского района Куйбышевской области и сейчас ещё некоторые сомневаются: а верно ли, что он их земляк? Он – бывший военный лётчик, Герой Советского Союза Иван Миронович Кухарев. Он – герой, и тем легендарен. Но если бы и не стал героем, его судьба, его поступки, его характер достойны легенды.
А то, что он не выдуманный, обыкновенный человек, показывает то, что земляки до недавнего времени «забыли» о нём. Дело в том, что Марьевка, небольшое сельцо в глубине степного Заволжья, дала Отчизне сразу несколько героев. И здесь не скупились на почести Герою Советского Союза кавалеру орденов «Боевой славы» всех трёх степеней Ивану Михайловичу Пенькову и Виктору Ивановичу Кухареву.
Потому и можно простить марьевцам, что они частенько путали звания и фамилии. Кто-то, положим, и напоминал организаторам торжеств о третьем герое-земляке. Говорили так: «В списке почётных граждан села надобно внести имя ещё одного Героя Советского Союза…»
– Конечно, внесём, – соглашались устроители торжеств.
– Так не забудьте: Кухарев его фамилия…
– Нечто не знаем – Кухарев, кавалер трёх орденов Славы. Эти награды солдатского подвига приравниваются к званию Героя…
Мешало уверенности инициаторов многое. Ну, первое: как-то не верилось, что вот в таком обычном маленьком селе – и сразу три героя.
Второе: во всех документах военного лётчика И.М. Кухарева место рождения проходит так: «Марьевка Чапаевского района». В Чапаевском районе не разыскивали след Героя, справедливо решая, что этим занимаются в Пестравском, поскольку село давным-давно перешло в границы того района. А в Пестравском тоже сомневались: может быть, в Чапаевском районе тоже есть село Марьевка – уж очень распространенное название.
Третье, что мешало поиску: в Марьевке очень давно никто не живёт из родственников знатного земляка. И, наверно, самая главная причина, из-за чего марьевцы были в неведении о судьбе Ивана Мироновича – это его скромность. Ведь все эти годы, время от времени, «красные следопыты», сельские депутаты по разным адресам, добытым у дальних его родственников, посылали ему запросы. А он не отвечал. Сегодня-то мы можем сказать, почему, сославшись на воспоминания его вдовы Зинаиды Кузьминичны. Она подчёркивает: «Иван Миронович всегда был скромным и внешне замкнутым человеком». И, значит, опасаясь показаться нескромным, не откликался на зов земляков.
Да и считал ли он Марьевку своей родиной, если жил он в ней до пятнадцати лет. К тому же эти годы совпали с самым тяжёлым для страны и для него временем. Шли тридцатые голодные для Заволжья годы. Едва ли не через год умерли отец и мать Ивана. Сироту приняла тётя, у которой и своих детей был полон дом. И всё же она поддержала парнишку, не дала умереть, не дала потеряться от горя. А уж когда стало невмоготу да и парнишка подрос, сказала:
– Поезжай, Иван, куда на сторону… На учёбу какую – где и одёвку какую и паёк дают…
Об этом моменте в жизни будущего героя хорошо помнит его двоюродная сестра Мария Михайловна Шибанова, живущая сегодня в Куйбышеве. Она одна из первых откликнулась на просьбу Пестравских краеведов рассказать о юности нашего земляка.
– Было это в двадцать первом или двадцать втором, – говорит она. – Собрала ему моя мама Ефросинья Петровна Киросирова на дорогу котомку с куском хлеба и варёной картошкой и за калитку вывела: «Не держи на меня обиды, Ванюша – всё, что могла, я для тебя сделала…» А он, ведь совсем ещё дитя, как заплачет: «Оставь меня у себя, мамашенька. Всё-всё для тебя буду делать…». Да разве ж недовольна она его работой – и в наймах пастухом успевал кусок хлеба заработать и дома за хозяйством хорошо присматривал. Да не легче ль ему будет самого себя прокормить?! – думала она, провожая его из дома… Так оно и вышло: ещё учился на агронома под Саратовом, на курсах, и писал тётке: спасибо, что надоумила – и харч казённый понадёжнее, и свет повидать придётся, а главное: профессия в руках…
Вот эта тяга – «свет повидать», и увела Ивана Кухарева далеко от родного края. Да так, что вскоре и единственная из родственников тётя потеряла его след.
А тут – война!
Только кропотливый и нелёгкий труд куйбышевского писателя Андрей Вятского, инициатора создания систематизированного сборника рассказов о героях-земляках, позволила с точной определённостью говорить о боевых подвигах Ивана Мироновича. Но даже он, специально занимаясь поиском неизвестных страниц истории, смог найти только наградной лист на Кухарева. По этим официальным сведениям он и создал рассказ «Восемь страниц наградного листа» («Степная коммуна», № 53 от 8 мая 1982 г.). Писатель сумел с достаточной убедительностью показать, домыслив, характер героя…
И всё же, всё же… Землякам так хотелось увидать героя живым… Как бы живым… Потому что уже в том рассказе сообщалось: И.М. Кухарев погиб в мирные дни…
Поиск продолжался. Неоднократные запросы райвоенкомата дополнили сведения новыми официальными документами… Опять – только документами, по которым представить человека в его будничных подробностях невозможно. А это очень необходимо, когда речь идёт об истоках подвига.
…Наконец, краеведческий поиск увенчался успехом. На просьбу откликнулись сразу три человека, хорошо знавших при жизни Ивана Мироновича. Кроме того, откликнулся и внештатный сотрудник киевского музея истории Е.И. Ионов, который собрал материал о личном составе 62-й бомбардировочной авиадивизии, где и служил наш земляк во время войны. Конечно, наиболее ценными для литературного очерка для меня стали воспоминания вдовы героя Зинаиды Кузьминичны Кухаревой. Прожившая с Иваном Мироновичем более двадцати лет семейной жизни, она-то как никто другой в мелких подробностях знает его. Но она правильно пишет: «У нас, у военных, в семьях никогда о служебных делах мужей не говорят…»
И тут на помощь пришли армейские друзья Кухарева. Бывший военный комиссар 227-го авиаполка, в котором воевал земляк, Григорий Андреевич Тютюнник знал Кухарева с апреля по сентябрь 1941 года. Сослуживец Александр Афанасьевич Стеценко, напротив, знал Ивана Мироновича только после войны, с 1949 года до дня его гибели…
По воспоминаниям этих людей можно представить облик Ивана Мироновича Кухарева и, ориентируясь только по ним, рассказать о трёх периодах жизни земляка…
* * *
Ивановское совхоз-училище, что в Балаковском районе Саратовской области, Иван Кухарев закончил в 1930 году с отличием, и оттуда – прямиком – в совхоз-техникум, который располагался в соседнем Балтайском районе в селе Гавриловка. На квартиру он устроился у Суконкиных. Люди это простые и приветливые. Сразу догадались, что парнишка обделен родительской заботой – прибыл он к ним совсем без вещей. Зато уж очень был внимательным и трудолюбивым. Супруги приняли его как сына, и через несколько дней и всю свою жизнь Иван звал их мамой и папой.
По вечерам в доме Суконкиных собиралось немало молодёжи. Квартирант, а, по сути, приёмный сын, занимал внимание односельчан своей образованностью: ещё бы – первый учёный агроном в общественном хозяйстве. Зачастила сюда и младшая сестра хозяйки – Ольга.
Как только Иван узнал её имя, запел насмешливо и тепло: «Всё васильки, васильки… Много их выросло в поле! Помню: у самой реки мы их собирали для Оли…».
Да так и прижилась эта песня в доме Суконкиных. Не было дня, чтобы молодые люди не пели её. И очень часто пели вдвоём: Иван с Ольгой. Родственники прочили: жить им вместе. Ошиблись.
Те же трудные голодные годы навсегда развели их. Уехала Ольга вместе с Суконкиными в поисках хлеба насущного в Среднюю Азию… А Иван – в институт. Агропедагогический. Так и думал: станет ученым по сельскохозяйственному профилю…
Служба в армии обратила его к небу. В один из отпусков курсант Севастопольской школы пилотов Иван Кухарев вспомнил родину, заволжские степи и приехал на побывку в село Гавриловку. Ах, как было обидно, что здесь уже не было Суконкиных, ставших ему родными. Ах, и не с кем спеть «Васильки»… Но нашлась такая, что не забыла песенных вечеров. А уж как на Ольгу была похожа! Сразу-то встретившись, часто так и ошибался, называя Олей. А это была Зина. И пять лет назад ей было лишь двенадцать, и она, приходя к тёте, всеми глазами любила его, спокойного, рассудительного, высокого, с густым глуховатым голосом. И хоть, признаться, не часто вспоминала его, но песня всё время так и звучала в её сердце. И теперь, когда он так же шутливо запел: «Всё васильки, васильки… Много их выросло в поле…», она поддержала его в весёлом и заговорческом тоне…
Так сошлись пути молодых людей… Много общего объединяло их. И Зина росла без родителей. В четырнадцать лет уехала из родной деревни. В пятнадцать уже работала.
Всю жизнь потом мужественно разделяла с ним суровые будни военного человека.
И, уже пожилой человек, с теплотой вспоминала первые годы совместной жизни.
– Друзей у него всегда много. Но дружили мы обычно с двумя-тремя семьями, – писала мне Зинаида Кузьминична. – В дни заработной платы мы складывались и делали скромные пирушки. Наши лётчики спиртными напитками никогда не увлекались, а Иван даже не курил. Поэтому веселье наше было всегда естественным и искренним. Ходили на танцы. Выезжали на речку и озеро. Муж любил болеть за футбол, а ещё более – смотреть бойцов в цирке.
* * *
В начале апреля 1941 года Григория Тютюнника назначили комиссаром 227-го ближнебомбардировочного полка, и он скоро был на новом месте службы – на аэродроме под Киевом.
Первая встреча с комиссаром второй эскадрильи Иваном Кухаревым была связана с вводом на вооружение новой марки самолёта. И поэтому всё запомнилось ясно, вплоть до числа месяца: 4 апреля. Решался непростой вопрос, кому поручить освоение новой машины. И начальник штаба полка полковник И.Я. Семенов назвал вторую эскадрилью и комиссара Кухарева. Новому политработнику показался несколько поспешным ответ начштаба, а главное – слишком уверенным тон, с которым говорилось это.
– Объясните: почему вторая, почему Кухарев?
Тот доложил коротко и официально:
– Вторая эскадрилья – отличная по всем видам боевой и политической подготовки. Кухарев – отличный офицер…
Резонно. Однако Тютюнник больше доверял делу. Откровенно, не совсем понравился ему Кухарев своим видом и манерами разговора. Да и ничего не сказал он ему, когда пригласил его в первый раз на обсуждение предстоящего задания. Смуглолицый, с прямым открытым взглядом серых глаз, высокий, как будто даже с сутулинкой, он только отвечал на вопросы, коротко и однообразно. Создалось впечатление, что он неуклюжий, деревенский рохля, или играет в простачка.
Но уже после первых испытаний новой техники комиссар полка обнаружил: у Кухарева нет ни того, ни другого. Во время работы он выглядел строгим и спокойным. Да, понял тогда: это и есть крестьянская основательность в деле, которую поначалу принимаешь за вялость.
Великая Отечественная… Уже в первые её часы бомбы фашиста обрушились на Киев и его окрестности… «Ровно в четыре Киев бомбили – так начиналася война» – ещё долго после войны по вагонам поездов бродила эта песня-калека…
В эти первые часы авиаполк, в котором Иван Миронович Кухарев, располагался под Киевом, в сорока километрах. Кухаревская эскадрилья первой взлетела для нанесения ответного бомбового удара по врагу и гвоздила фашистов без промаха. Пусть впереди у советского народа было ох как немало горечи неудач и потерь, а для противника уже в первые часы было понятно: русские будут защищаться.
Однако и для нас сразу было ясно: беда не только во внезапности нападения – фашистская армия прошла уже пол-Европы и сравнительно лёгкие победы прибавили ей наглости; была она и крупнее, собрав по пути к нашей стране «пушечное мясо» из государств-сателлитов…
На второй день в авиаполку решался тоже непростой вопрос оперативной эвакуации семей военнослужащих. И здесь сложность была не столько в том, что не хватало транспорта и он был нужнее для боевого обеспечения защиты, сколько в настроении людей. При общей и внешней уверенности за добрый исход событий, постоянно давали знать подавленность, обиды отдельных людей в отдельные моменты. В такой обстановке паника была преступной. А чтобы не допустить её, нужны были строгие, сдержанные в чувствах и добрые организаторы.
Тогда-то на командирском совете комиссар полка Григорий Тютюнник на должность комиссара эвакогруппы предложил кандидатуру Ивана Мироновича Кухарева.
К июлю он снова вернулся в свой полк, найдя его на юго-западном фронте. И туда вместе с пожеланиями быстрее прогнать ненавистного врага пошли письма от семей военнослужащих, с большой благодарностью их «спасителю» Кухареву. Полковник в отставке Г.А. Тютюнник долго и почти дословно помнил то письмо от своей жены. Она сообщала, что сотни женщин, стариков и детей благополучно доставлены в тыл, на станцию Ржаис Тамбовской области. Среди эвакуированных было немало женщин, ушедших из родильного дома… О Кухареве писала: «Лучшего человека, который бы больше заботился о людях, никогда не найти…»
– Думаю, что и до сих пор те, кто остался жив, с благодарностью вспоминают о нем, – заключал мне в письме свой рассказ Григорий Андреевич о том периоде жизни нашего земляка…
Начались боевые вылеты.. На языке военных: «боевая работа». Григорий Андреевич говорил:
– Обстановка была такая – теперь она известна всем – многие наши лётчики ежедневно вылетали на боевые задания вместо одного не менее двух-трёх раз. И среди таких «нарушителей» обычного режима полётов был Иван Кухарев… Да его друг, впоследствии тоже Герой Советского Союза Иван Демехин…
По темпераменту люди они противоположные, их так и звали в шутку: Кухарева – Иван Суровый, Демехина – Иван Весёлый…
Вернувшись с задания, докладывать первым спешил Весёлый. Разукрашивал свою речь так, что и не сразу поймёшь, каковы точно потери врага – больше узнаешь о панике фашистов и ненависти к ним советского воина…
Начальник штаба полковник Семёнов терпеливо выслушивал лётчика, с довольной улыбкой отпускал его и следом вызывал Кухарева:
– Доложите о выполнении задания…
– Подавлено пять огневых точек, уничтожена одна водная переправа, выведен из строя железнодорожный узел…
После этого командирам подтверждения разведки и не требовалось – не раз убеждались: доклады Кухарева точны.
Как и точен сегодня послужной итог боевой работы самого Героя Советского Союза И.М. Кухарева, официальный документ, предоставленный архивом Министерства обороны Пестравскому райвоенкомату. Вот некоторые сведения из того документа: «На бомбардировку и штурмовку войск и огневых средств противника произвёл 91 боевой вылет, на бомбардировку и штурмовку железнодорожный узлов – 10 боевых вылетов, на разведку войск и техники врага – 17, уничтожение переправ – 15. участвовал в 12 воздушных оборонительных боях с истребителями противника. В воздушном бою лично сбил два самолёта вражеских и в групповом бою – три. В общей сложности уничтожил 18 танков, 38 автомашин, подавил огневую батарею, поджёг 14 цистерн с горючим…» И это только часть результатов действий лётчика.
Задерживает внимание каждого читающего учётный лист прохождения службы Ивана Мироновича… До мая 1942 года он – военком эскадрильи… Потом сразу – пилот. А войну закончил командиром полка…
И уже в мирные дни – то рядовой лётчик, то командир полка…
* * *
Сентябрь сорок первого. Враг наседал. В один из воздушных налётов враг сумел обнаружить аэродром, на котором базировалась кухаревская эскадрилья. В это время сам Иван Миронович оказался в полковом лазарете. Узнав о событиях на аэродроме, связался со штабом, сообщил о своём решении немедленно продвигаться к самолётам.
Из штаба ответили:
– Самолётов нет. Те, что целы, уже поднялись…
– Кто ж мой повёл? – спросил Кухарев.
– Его нет, Иван Миронович… А поскольку вы оказались в госпитале, приказываю вам организовать эвакуацию раненых.
Сначала вывезли тяжёлых. Остались с лёгкими ранениями, когда обнаружилось: враг отсёк пути к отходу. Так Иван Миронович с группой раненых попал во вражеское окружение в начале сентября 1941 года…
Пробирались пешком, по ночам. Конечно, будучи здоровым, комиссар мог пробиться один. Но имел никем неизменённый приказ: эвакуировать раненых. Найдя брешь в укреплениях противника, несколько раз, маленькими группами – по три-четыре человека он вывел из окружения несколько товарищей и снова возвращался к оставленным в сараях, в копнах сена. Таким образом в один из проходов вышел к своим и Леонид Иванович Чесноков. И это он впоследствии передал в штаб сведения о героизме Кухарева, проявленном во время вывода советских бойцов из окружения.
Немцы наткнулись на них в стоге сена, когда они, измученные после ночного перехода, уснули – двое раненых и он, Кухарев. Бросили в сарай, где уже было много пленных.
Водили на уборку свёклы. Через двенадцать дней Иван бежал, подговорив на это товарищей. Ему принадлежал и план побега. По дороге на свекловичную плантацию проходил канализационный тоннель, обозначенный дощатыми крышками колодцев. Риск был велик. Весь расчёт был на расторопность беглеца, который должен был в считанные секунды, пока колодец будет скрыт толпой, снять крышку, прыгнуть вниз. А проходящим следом надо было быстро, незаметно для конвоиров сдвинуть крышку на место. Кидали жребий на очерёдность. Первому досталось бежать Кухареву. Кто мог заранее сказать, а повезло ль ему? А в случае неудачи – не только пуля в беглеца. Найдут и других заговорщиков. И уж тогда забудь мысли о побеге…
Он убежал. Не один. Дождавшись ночи, пошли на восток.
И только через три месяца, как только вышел к своим, дал короткую телеграмму жене: «Жив. Буду воевать».
И ещё три месяца прошло, когда Иван Миронович вернулся на фронт в качестве пилота. Но уже помесячно с повышением – командир звена, командир эскадрильи, штурман полка, командир полка…
К двум наградам первых дней войны – орденам «Боевого красного знамени» и медали «За отвагу» прибавились новые, более высокие. Орден «Боевого Красного Знамени» – на Сталинградском фронте. Орден Ленина – в 1944-м. Александра Невского – в начале сорок пятого. Ещё одного ордена Ленина и Золотой Звезды Героя Советского Союза удостоен указом Президиума Верховного Совета СССР в конце войны.
* * *
Зинаида Кузьминична Кухарева говорила: «Всю жизнь Ваня мечтал побывать на своей родине, но никак и не собрался…».
Новые, не менее простые, по-прежнему опасные будни военного человека держали в напряжении его и в мирные дни… Новая, более совершенная техника, молодое пополнение, у которого было больше, чем у него, теоретических знаний, да очень мало навыков… Надо было, учась самому, учить молодёжь. И он это делал неплохо. Всего лишь четыре часа налёта не хватало ему для поступления в Высшую Академию, когда он погиб на своём боевом посту. В самолёте. В качестве начальника штаба авиационного полка.
А до этого уже в мирные дни понижался до рядового пилота. Уйдём от лёгкого соблазна быть судьями. Закон армейского порядка суров неспроста. В полку, которым командовал Кухарев, случилось несчастье. В авиационной катастрофе погибли лётчики. Да, ему было обидно, что, несмотря на его отсутствие на полётах в это время, он был строго наказан как командир. Но куда горше была потеря товарищей, и среди них – фронтового друга Героя Советского Союза Ивана Демахина. Да, того самого Ивана Весёлого!
Важно было также, не теряя головы, найти причины несчастья. Да, это была командирская вина. Но и дерзость старого друга, решившегося на повторный полёт ночью.
А Кухареву и этого было мало. Уже снова вернувшись к руководящей должности, он сам стал испытывать машину в повторном вылете. Несколько раз удавалось. Его товарищ по полку Александр Афанасьевич Стеценко рассказывал мне:
– В то время я был в отпуске, поэтому не могу в подробностях рассказать, что тогда случилось с Кухаревым. Выскажу предположение, насколько мне, авиатору, позволяет опыт и рассказы очевидцев.
На его взгляд, вышло вот что. В одну из ночей Кухарев был включён в группу полёта руководящего состава. Он произвёл два успешных вылета. Третий – это нарушение. Что двигало Кухаревым? На что рассчитывал он? Может, толкала тень памяти о погибшем друге? Надеялся на крепкую профессиональную и физическую подготовку? Хотел показать предел возможностей машины и пилота? Наверно, и то, и другое, и третье.
– Нет, не лихость, не обида… Всё другое исключено, – твёрдо считает его друг. – Ивану была чужда горячка…
И он вспоминает случай, когда трезвый рассудок и сдержанность друга помогли двум командирам избежать конфликта, решить сложные служебные задачи. Дело касалось подготовки к серьёзным ученьям, когда, устав от напряжения многих суток бессонных ночей сильно повздорили штурман дивизии С.Е. Рымарь и начальник отдела А.В. Колчев. Их расхождения были незначительными, но сопровождались бурными объяснениями – и это грозило передать нервозность на подчиненных. Тогда-то и подошёл к ним Иван Миронович и с искренним добродушием спросил:
– Вы наблюдали когда-нибудь за нашими братьями меньшими? Увидят они друг друга издалека, лаять начинают. Сойдутся, обнюхаются, хвостами закрутят: мол, чего ссориться – свои же…
– Что ж и нам что ли обнюхиваться? – хохотнул один более отходчивый.
– И в самом деле, что ж мы ссоримся: ведь ясно ж – оба к одной цели стремимся, только зигзаги пути немного не сходятся, – рассмеялся второй.
И уже втроём с Иваном Мироновичем стали искать более прямые и краткие дорожки к заданному…
Источник: Александр Степанов, лейтенант запаса (г. Тольятти)
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: