17 декабря 2008 11:56
Автор: Владимир Казарин (г. Самара)
Гражданин Российской Империи
Пиво на Руси знали издавна. Свидетельства тому мы находим и в сказках. Помните: «И я там был, мед, пиво пил; по усам текло, в рот не попало». Что это было за пиво, можно только гадать. А вот о хмельном напитке, который варили в Самарской губернии во второй половине XIX века, сохранились документальные свидетельства.
В 1862 – 1863 годах в крае было три пивзавода. У самарской мещанки Световой, коллежской регистраторши Мордвиновой. Третий завод имелся в селе Богдановка Самарского уезда у маслобойных господ Чарыковых. Заводская цена на пиво составляла 1.30-1.40 копеек за ведро.
Авторы «Памятной книжки Самарской губернии на 1863-1864 гг.», откуда почерпнуты эти сведенья, считали, что «…пивоваренное производство в Самарской губернии в настоящее время находится в младенчестве». А о качестве пива отзывались так: «...пиво – похоже на крестьянскую брагу». Правда, замечали авторы памятной книжки, летом 1863 года купец В.Е. Буреев построил в Самаре новый завод и обещал варить хорошее пиво.
Однако, судя по всему, дела у купца В.Е. Буреева не заладились. Завод перешел в собственность города и стал сдаваться в краткосрочную аренду. Так, например, в 1877 году его арендовал крестьянин Осип Лукич Назаров за 500 рублей в год. Затем завод попал в руки нового арендатора Василия Михайловича Шабаева с арендной платой уже 700 рублей.
Интерес к пивоваренному заводу на берегу Волги проявляли не только деловые местные люди. В 1878 году в городскую управу Самары обращался крестьянин Федор Петрович Глухов из Вольска. До меня дошли слухи, писал он, что город хочет продать завод. Легко может быть, что я его куплю, если окажется доступной цена. Но сделка не состоялась. А в марте 1880 года прошли новые торги. Участок земли с расположенным на нем пивзаводом арендовал на 99 лет австро-венгерский подданный А.Ф. фон Вакано. Арендовал за очень высокую сумму – 2101 рубль. Альфред Филиппович заявил, что сломает старый завод, оплатив городу его стоимость, и построит на этом месте свой, большой по стоимости и операциям.
Долгое время мы могли только гадать, откуда и с каким капиталом появился в Самаре Альфред Филиппович. Теперь на это можно дать довольно точный ответ. В тогдашнем Петербурге имелось Российско-Венское пивоваренное товарищество. Его завод «Вена», говорят, существует и поныне. Так вот, членом правления названного товарищества являлся М. Фабер. Тот самый Мориц Морицевич Фабер, который наравне с А.Ф. Вакано являлся основателем Жигулевского пивоваренного завода и до Первой мировой войны оставался его совладельцем.
У себя на родине, в Австрии, Мориц Фабер пользовался большим уважением и авторитетом, возглавлял Союз пивоваров и солодовников. Не лишенный тщеславия, он отчеканил медаль со своим профилем и дарил друзьям. В их числе был и Альфред Филиппович Вакано.
О том, что значительную роль в строительстве Жигулевского пивзавода сыграли капиталы М.М. Фабера можно судить по тому, что начальные буквы фамилий Фабера и Вакано стали по сути дела фирменным знаком предприятия. Мы видим его на пивных бутылках, на флюгерах заводских корпусов. Это свидетельствует о глубокой благодарности Альфреда Филипповича своему компаньону, которую он сохранил на многие годы.
Так что Жигулевский пивзавод через Морица Фабера был связан с Российско-Венским товариществом. Не исключено, что именно в его архивах хранятся сведения о том, когда и откуда прибыл А.Ф. Вакано в Россию, где освоил русский язык, чем занимался до приезда в Самару.
Австро-венгерский подданный не терял время даром. Уже в феврале 1881 года газета «Самарские губернские ведомости» поместила такое сообщение правления Жигулевского завода:
«Имеем честь известить как здешнюю, так и иногороднюю публику, что на нашем заводе поступило в продажу пиво на дрожжах в бочках емкостью от 29 до 50 ведер за наличные деньги по нижеследующим ценам: Венское за ведро 1р.5к. Венское столовое за ведро 1р. 40к.».
Надо полагать, это был настоящий напиток, ибо завод оснащался оборудованием германских и австрийских фирм, обслуживали его и варили пиво специалисты этих стран. Имена главных пивоваров известны. Это Карл Пинка и Карл Штраус.
В 1896 году первую золотую медаль Жигулевскому пивзаводу принесла Всероссийская промышленно-торговая выставка, проходившая в Нижнем Новгороде. Затем следует признание в странах Европы. К 1914 году завод и его продукция имели 15 золотых медалей и других высших наград российских и международных выставок пивоварения.
Здесь уместно заметить, что завод строился не в один прием. Он расширялся, обновлял свое оборудование, наращивал объемы производства и осваивал новые рынки сбыта на протяжении тридцати лет. И все эти годы Альфред Филиппович стремился к тому, чтобы его интересы в максимальной степени отвечали интересам города. С разрешения городской управы он устроил четырехаршинный тротуар напротив Иверского женского монастыря, стоки для сбора дождевых вод, засыпал все ямы на улице.
Летом следующего года сделал переулок с северной стороны своего завода, проложил тротуар с восточной и принял на себя обязательство содержать эти участки городской земли «в надлежащем состоянии».
Известно, сколько сил и энергии Петр Владимирович Алабин отдавал благоустройству города. Поэтому можно смело утверждать, что деятельность А.Ф. Вакано привлекла его внимание. К 1885 году, когда Петр Владимирович заступил на пост городского головы, у него сформировалось весьма уважительное отношение к владельцу пивзавода.
В своей книге «Трехвековая годовщина города Самары» он писал: «С каждым годом все расширяющаяся деятельность настоящего завода и находимый им сбыт вырабатываемого продукта в местах, довольно от Самары отдаленных, свидетельствуют о жизненности этого учреждения и благоприятных условиях, встречаемых заводом для надлежащего развития его деятельности. Самый завод отличается чистотой и порядком доселе на наших заводах подобного рода не виданными. Кстати скажем, что само здание завода, имеющего германский тип, может служить украшением города как в отношении архитектурном, так и по внутреннему благоустройству».
В этих словах заключена не только похвала А.Ф. Вакано, но и властям города, которые создают хорошие условия для успешной работы завода. Понимание взаимовыгодности такого партнерства многие годы определяло характер деловых отношений П.В. Алабина и А.Ф. Вакано, которые не раз проверялись на прочность. В хронике тех лет имеются веские тому подтверждения.
1888 год. Завершается строительство нового здания драматического театра. Объявляют конкурс на проект его освещения. Инженер И.Г. Словиковский предлагает освещать театр частично газом, частично электричеством. Просит в кредит у города деньги на реализацию проекта. А.Ф. Вакано берется на свои средства построить к началу театрального сезона завод по выработке осветительного газа для нужд пивоваренного завода и театра. Дума принимает его предложение с одним условием: после пробной эксплуатации завода в течение года город имеет право выкупить его. И вот осенью 1889 года на заседании городской думы возникает спор: стоит выкупить газовый завод или нет.
Авторитаризм был чужд П.В. Алабину, как, впрочем, и многим его предшественникам на посту городского головы. Создается специальная комиссия, которой и поручается разобраться во всем. В это время Петр Владимирович узнает, что А.Ф. Вакано собирается выехать за границу, просит его отсрочить поездку, так как комиссия к 20 октября не успеет завершить работу, или «…установить новый срок достижения соглашения с Вами».
Идя навстречу пожеланию городского головы, Альфред Филиппович откладывает поездку на три недели, и комиссия успешно выполняет свое дело. Вывод ее таков: условия поставки осветительного газа для нужд театра столь выгодны городу, что выкупать газовый завод нет смысла.
С таким заключением не соглашаются некоторые гласные думы. В частности, один из них, Е.И. Чернышев, заявляет, если город не возьмет газовый завод в свою собственность, Вакано завтра удвоит сумму за освещение театра. А газ нужен не только для театра, но и других общественных зданий.
Петр Владимирович, веря в порядочность А.Ф. Вакано, возражает: «Вакано сначала предлагал освещать театр даже даром в течение первого года в виде опыта, но когда городское управление не сочло удобным принять такое предложение, тогда он назначил за освещение театра по 9 рублей в вечер и, как оказалось в последствии, понес по освещению театра в прошлом году значительный убыток».
Председатель комиссии Н.И. Бюрно подтверждает: убыток составил около 1500 рублей.
Городская дума решила оставить газовый завод в собственности А.Ф. Вакано. Петр Владимирович просит его увеличить отпуск осветительного газа для города и получает согласие.
Попутно следует заметить, что Альфред Филиппович исправно выполнял свои обязательства в течение десяти лет, поставляя осветительный газ для театра, Струковского сада, городской управы. В 1898 году газовое освещение театра было заменено электрическим. И два года, пока город не обзавелся собственной электростанцией, электроэнергия тоже поступала с Жигулевского пивоваренного завода. Но обратимся вновь к временам, когда городским головой был Петр Владимирович Алабин.
Летом 1890 года несколько гласных городской думы обвинили А.Ф. Вакано в самовольном захвате земли. Землемер подтвердил: территория, занимаемая заводом, превышает оговоренную договором аренды площадь на 1231 квадратную сажень. Петр Владимирович спрашивает А.Ф. Вакано, как и почему такое произошло и, «…если Товарищество желает содержать означенный участок, то на каких условиях и с каким оброком». Поясняет, эти сведения необходимы ему для доклада городской думе.
Альфред Филиппович пишет П.В. Алабину пространное письмо. В нем он сообщает, что Товарищество Жигулевского пивоваренного завода по договору аренды обязано защищать берег Волги от размыва и не допускать подтопления строений завода во время весенних паводков. Отсыпка земли помогала плохо, ее каждый год по весне смывало. Поэтому несколько лет назад завод стал строить дамбу из деревянных свай с металлическими связями, засыпая пространство между ней и заводом землей. Так образовалась набережная, на которой разбит сад, сделаны площадки для отдыха рабочих и хозяйственных нужд. Правление завода планирует продлить набережную еще на 302 квадратных сажени и просит передать всю эту площадь в аренду за 430 рублей серебром.
П.В. Алабина такое объяснение, как и предлагаемая плата, вполне удовлетворили. Но гласные В.Е. Буслаев, Е.И. Чернышев потребовали от управы назначить за просимую товариществом землю двойную арендную плату.
Петр Владимирович мягко возражает. Мол, А.Ф. Вакано на устройство набережной затратил большие средства, выполнил большой объем земельных работ, посадил деревья. А земля, на которой устроена набережная, городом никак не использовалась, так как по весне затоплялась. Гласные стояли на своем. Разрешить конфликтную ситуацию поручили комиссии.
В своих выводах она поддержала позицию городского головы, признала плату в 36 копеек за квадратную сажень вполне достаточной. А о набережной отозвалась так: «Набережная против места, занятого пивоваренным заводом, устроена Товариществом за свой счет и в таком виде, что ни по прочности устройства, ни по красоте городская набережная не может даже сравниться с ней».
В 1896 году Петра Владимировича не стало. Сегодня ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что современники не смогли по достоинству оценить его труды на благо Самары. Это верно, но только отчасти. В 1913 году правление Жигулевского пивоваренного завода изъявило желание взять в аренду пустующий участок земли на Почтовой улице между домами Шумовой и Вакано за 40 рублей в основном под сад. В случае принятия положительного решения, уведомляло городскую управу правление завода, оно готово взять под свою опеку городской театральный сад.
Отношения А.Ф. Вакано со многими гласными городской думы, членом которой он был, никогда не были идиллическими. Как это не раз бывало, возникли споры. Свое недоумение по этому поводу гласный Я.Д. Слободчиков выразил такими словами: «За границей общественные самоуправления затрачивают массу средств для того, чтобы купить маленький клочок земли и насадить на нем несколько газонов; у нас же предлагают сделать то частные лица, а мы отказываемся».
И, наконец, самое главное для нас. Я.Д. Слободчиков сообщает гласным о желании А.Ф. Вакано поставить в театральном сквере «…за свой счет бюст бывшему Самарскому Городскому Голове П.В. Алабину, заслуги которого перед городом безусловно велики и городу давно бы следовало позаботиться о сооружении ему памятника».
Городская дума согласилась сдать Товариществу Жигулевского пивоваренного завода просимый участок земли за 50 рублей в год. Но сочла, что памятник П.В. Алабину должен поставить не А.Ф. Вакано на свои средства, а город. Денег на это не было. Выход нашли такой: А.Ф. Вакано предложили уплатить арендную плату в сумме 4950 рублей вперед и на эти деньги заказать бывшему бюст городскому голове.
Альфреду Филипповичу Вакано, как правило, удавалось осуществлять все, что он задумывал. Городской думе, увы, не всегда. Вот и на этот раз доброе намерение осталось неосуществленным.
Долгое время было непонятно, почему все добрые дела Альфреда Филипповича воспринимались часто в штыки многими гласными городской думы. И вот недавно нашел ответ в «Самарской городской газете» за 1891 год. Она публикует отчет и баланс Жигулевского пивоваренного завода (с 01.09.1889 г. по 01.09.1890 г.). Из него следует, что произведено в отчетном году 240 тысяч ведер пива и меда. Валовый доход Товарищества – 298.671 рубль при расходах в 251.099 рублей. То есть, чистая прибыль составила менее 10 %.
Газета констатирует, валовые операции возрастают из года в год, а прибыль не увеличивается. В чем причина? Такое явление, пишет она «…может быть объяснено тем, что администрация завода, - нужно отдать ей полную справедливость, - на ряду с развитием его деятельности, не гонится исключительно за увеличением чистой доходности, а постоянно расширяет его постройки, и увеличивает и совершенствует заводские приспособления. Все это требует, конечно, расходов и расходов не малых и отражается, разумеется на чистой доходности.
Не меньшее внимание администрация завода обращает и на улучшение быта «меньшего брата», т.е. рабочих, число которых, не считая поденщиков, доходит до 100». При заводе для холостых рабочих имеется общежитие, в котором есть все для нормального ночлега: железные кровати, матрасы, постельное белье, прикроватные тумбочки. И далее газета делает любопытное признание: «Не любим, мы русские, «немцев» и, может быть не любим вполне обоснованно за все их по отношению к нам коварства, но, во имя справедливости, должно все-таки признать, что так образцово поставить дело во всех отношениях, как поставлено оно на Жигулевском заводе, могут только немцы».
Наверное, я плохо знаю историю своей страны, ибо не могу понять, в чем выразилось коварство немцев по отношению к русским. Но в данном случае мне кажется более важным указать на ту атмосферу подозрительности, недоброжелательности, в которой приходилось жить и работать в Самаре Альфреду Филипповичу Вакано. Она стала еще более тяжелой, когда городским головой стал М.Д. Челышев. Но об этом чуть позже.
В 1891 году в Самарскую губернию снова пришел голод, который усугублялся эпидемиями тифа, цинги. Городская дума еще раздумывает, какую помощь и с какого времени следует оказывать попавшему в беду населению. А Альфред Филиппович открывает на дрожжевом заводе, который располагался на Саратовской улице недалеко от городского полицейского управления, бесплатную столовую. В ней ежедневно получали обед 50 человек. Владелец завода обещал кормить горожан в течение всей зимы, выделив на эти цели более полутора тысяч рублей.
Сообщая об открытии в городе бесплатной столовой, «Самарская газета» писала: «Это первое пока в Самаре доброе дело, мы не можем не приветствовать от всей души».
Менее чем через неделю газете пришлось приветствовать новое доброе дело. По инициативе О.К. Кеницера местное немецкое общество открыло на макаронной фабрике тоже бесплатную столовую на 50 человек.
Не оставляет сомнения, что Альфред Филиппович Вакано приехал в наш город с твердым намерением навсегда обосноваться на Самарской земле. Поэтому его интересы не замыкались только на производственной деятельности. Он активно участвует в общественной жизни Самары. Но его возможности как подданного другого государства были, наверное, весьма ограничены и сводились в основном к благотворительности. Когда в ноябре 1897 года он подал прошение о своем желании принять вместе с детьми российское гражданство, самарский полицмейстер отмечал, что А.Ф. Вакано образ жизни ведет беспорочный, являясь членом всех филантропических обществ.
Не дожидаясь высочайшего решения на свою просьбу, оно последовало только в 1899 году, А.Ф. Вакано обратился в городскую управу с прошением следующего содержания: «Работая и трудясь уже в продолжение 18 лет здесь, в Самаре, в вашей среде, милостивые государи, одушевлен желанием в пределах моих сил и возможностей принять участие в украшении нашего города, имеющего для меня значение второй родины. Я уверен, что приведу в лучший вид площадь вокруг театра, устрою пологий спуск с улицы Дворянской вместо существующего вдоль Струковского сада, и обустрою детскую игровую площадку сзади драмтеатра» (7).
К прошению была приложена смета, подписанная городским архитектором А.А. Щербачевым. Она предусматривала прокладку пологих спусков со снятием земли от Дворянской улицы вдоль Струковского сада к городскому водопроводу и по Александровской улице (Вилоновской) мимо женского монастыря, мощение их местным жигулевским камнем. Намечались планировка склонов холма, на котором стоял драмтеатр, укладка на них дерна, закрепляемого специальными спицами, разбивка вокруг здания сада и ограждение его легким забором.
Объем работ предстоял не шуточный. Достаточно сказать, что требовалось разобрать старую мостовую улиц, переместить с помощью тачек и телег около двух тысяч кубических саженей камня и земли. Но Альфред Филиппович обещал завершить все работы в течение трех лет.
Просьба его была встречена гласными городской думы неоднозначно. Е.И. Чернышев, например, указал на то, что г. Вакано, роя фундаменты зданий, подвалы, вынутую землю использовал на строительстве набережной, разбивке сада, а потом все забрал себе, как и земли под газовым заводом. А по сему «…к предложению г. Вакано вообще следует отнестись с величайшей осторожностью, он, несомненно, в будущем захочет устроить на площадке близ театра портерную или ресторан».
Другой гласный, А.М. Михайлов, выступал в защиту Альфреда Филипповича: «…он явился в Самару с немалым капиталом, здесь весьма удачно оперировал пивным производством и нажил еще более солидные средства, поэтому ничего нет удивительного, если он почувствовал благодарность и желает уделить малую часть своих доходов на благоустройство города. Г. Чернышев не понимает такого чувства благодарности. И вероятно потому, что люди, пришедшие в Самару в лаптях и нажившие здесь миллионные состояния, никогда не жертвовали своих капиталов на благоустройство города, но из этого еще не следует, что такого чувства не может быть ни у кого, а пример г. фон Вакано, следует предполагать, возбудит что-либо подобное и в других обывателях Самары, нажившим здесь свои капиталы».
А.М. Михайлова поддержали гласные Е.Т. Кожевников, И.С. Клюжев. Последний, в частности, сказал, что был на экзаменах в школе для детей заводских рабочих и был поражен ее обустройством, порядками. Так что и на детской площадке сквера все будет хорошо.
А.Ф. Вакано знал о прениях в думе и вознамерился «добить» своих оппонентов: обратился за разрешением построить на свои средства и легкий павильон в сквере.
Спустя год, когда работы уже шли полным ходом, поступило предложение: площадку для детских игр между театром и стеной женского Иверского монастыря «…в память великого писателя земли русской А.С. Пушкина наименовать «Пушкинской». Не совсем ясно из документов, чья это была инициатива: городской думы или А.Ф. Вакано. Но будущий сквер обрел свое название.
Выполнив все предусмотренные сметой работы, Альфред Филиппович «…нашел нужным попутно упорядочить конец Саратовской улицы вдоль монастыря и часть Почтовой улицы». 27 сентября 1902 года он попросил все сооружения принять в ведение города. Одновременно высказал пожелание, чтобы сквер вокруг театра отдать семейно-педагогическому кружку.
Семейно-педагогический кружок в равной степени можно назвать и велением времени, и детищем Альфреда Филипповича. В 1901 году в российском обществе широко обсуждался вопрос о взаимодействии семьи и школы в воспитании детей. По замыслу его организаторов кружок должен вести такую работу вне стен школы. Он объединил едва ли не весь цвет самарского общества.
Председателем совета кружка являлся М.Г. Котельников – управляющий акцизными сборами Самарского акцизного округа. Его товарищем (заместителем) – В.А. Племянников, член губернской земской управы. Секретарем – Н.А. Гладышев, секретарь акцизного управления. Казначеем – А.К. Ершов, директор государственного банка.
Действительными членами кружка были А.Л. Бостром, мать будущего писателя А.Н.Толстого, начальница частной гимназии Н.А. Хардина, преподаватель истории, логики и психологии этой гимназии и самарской духовной семинарии П.А. Преображенский, директор коммерческого училища А.Д. Соколов, Владимир, Эрих и Лотар Вакано. Сам Альфред Филиппович являлся почетным членом.
Вот этому семейно-педагогическому кружку и просил А.Ф. Вакано передать сквер вокруг театра, детскую площадку, павильон. К 1902 году состав городской думы значительно обновился. Е.И. Чернышев сохранил за собой звание гласного и поспешил посвятить вновь избранных в историю обустройства Театрального холма и прилегающих к нему улиц.
«Иные из гласных не знают, на каких условиях и при каких условиях отдавалось устройство сквера и въезд г.Вакано.
Я тогда говорил, что Вакано будет устраивать это не для города, а для себя, своей пользы. Так и вышло. Сделанный им въезд идет от ворот завода к воротам своего дома. В сквере посадил несколько деревьев, возвел незначительные постройки, огородил и никого не пускает даже смотреть, что там устроено. Теперь он предлагает сквер принять и передать кружку, т.е. самому себе. Я полагаю, что Управа должна принять сквер по описи, а вопрос о передаче кружку оставить открытым».
Совершенно иную точку зрения имел гласный А.М. Михайлов. Когда г. Чернышев говорит «...по вопросам городского хозяйства, я его люблю слушать. Но, когда он начинает говорить по делам, где фигурирует Вакано… впадает в такие крайности, что лучше бы и совсем не говорил… Всякий, справедливо относящийся к городским интересам, кроме большого русского спасибо ничего сказать Вакано не может. Я уверен, что г.Чернышев в душе чувствует эту же потребность» (10).
Выступали и другие гласные. И большинство из них склонилось к тому, чтобы просьбу А.Ф. Вакано уважить, а за устройство спуска вдоль Струковского сада, сквера, детской площадки решили выразить г. Вакано признательность думы.
Таким образом, члены семейно-педагогического кружка взяли на себя ответственность за судьбу Пушкинского сквера, ухаживали вместе с детьми за молодыми деревцами, провели за первый год работы кружка пять детских праздников для детей 6-16 лет. Зимой залили катки для детворы в Пушкинском сквере и на Соборной площади. А когда распоряжением губернатора был закрыт сад для подростков, «…как не входящий в пределы Попечительства о народной трезвости», то члены семейно-педагогического кружка решили, что «…кружок, преследующий воспитательные задачи, не должен оставить без внимания и этих детей улицы».
Для работы с детьми Альфред Филиппович отдал половину своего сада на углу Уральской и Оренбургской улиц (Бр. Коростелевых и Чкаловской), находившийся там дом, который мог служить местом для занятий и развлечений детей во время плохой погоды.
Одновременно с благоустройством Театрального холма и прилегающих к нему улиц, А.Ф. Вакано занимался другим, не менее важным для города делом: строительством скотобойни.
Весной 1900 года городская дума избрала комиссию по строительству. Председателем стал М.Д. Челышев. Гласные предложили ввести в ее состав А.Ф. Вакано и О.К.Кеницера, так как «...опытность и знания этих лиц в подобного рода постройках у всех на виду». Дума одобрила предложение.
Проект скотобойни, по признанию городского инженера К.К.Дитриха, предварительный и предусматривал размещение под одной крышей бойни, салотопенного завода, печи для сжигания нечистот, бойни чумных животных. Собирались строить ее без малого 12 лет, но все что-то мешало. Михаил Дмитриевич Челышев, желая изменить ситуацию к лучшему, настаивал на немедленном начале работ. Альфред Филиппович посчитал, что спешить в таком деле не стоит. Предварительно нужно решить несколько задач. А именно:
1. Заключить договор с управлением железной дороги на прокладку к скотобойне ветки, ибо без нее строительство лишается всякого смысла.
2. Просчитать, что выгоднее: получать воду и электроэнергию от городских сетей или построить свои, автономные системы.
3. Наметить меры, которые помогут не допустить дурные запахи от скотобойни, так как она будет находиться близко к железнодорожному вокзалу и городу.
4. Получить одобрение проекта от врачебного отделения губернского правления.
5. Окончательно решить, какой будет система вентиляции.
Такой подход, считал Альфред Филиппович, позволит избежать лишних затрат, и город от скотобойни получит максимальные выгоды. Если же дума желает быстрее начать строительство, не заботясь о выгоде, то его участие в комиссии становится бесполезным.
Учитывая тот факт, что проект детально не проработан, Альфред Филиппович изъявил готовность поехать за свой счет в Москву, Петербург, за границу, посмотреть на существующие там бойни скота, привезти наиболее совершенный проект. Если управа отпустит, он готов взять с собой и городского инженера. Михаил Дмитриевич продолжал отстаивать свою позицию, совершенно справедливо отмечая, что все эти согласования, расчеты, поездки приведут к потере времени, и еще неизвестно, будет ли от всего этого толк.
Изложение точек зрения носило эмоциональный характер, возникла необходимость примирить Челышева и Вакано. Нашли компромиссное решение. Начать, не откладывая, строительство корпуса скотобойни, командировать городского инженера в Москву и Минск вместе с А.Ф.Вакано. И такая поездка состоялась не только в эти города. Пятого июля «Самарский листок объявлений» сообщил, что А.Ф.Вакано возвратился из-за границы с новой сметой на строительство скотобойни.
В ней было заложено возведение боен для крупного и мелкого скота, оборудование, прокладка систем отопления и вентиляции, сооружение отстойных колодцев, асфальтирование и ограждение территории. Газета сообщила, что командировка за границу оказалась весьма полезной и позволила сэкономить городской казне 30 тысяч рублей.
Вскоре после этого М.Д.Челышев сложил с себя обязанности председателя комиссии по домашним обстоятельствам. А Альфред Филиппович настолько отдался новому для себя делу, что отказался войти в состав электроводопроводной комиссии. Я занят скотобойней, ответил он.
Бойня для скота была построена и работала, по всей вероятности, до начала двадцатых годов прошлого века. После засухи, страшного голода никакой живности практически не осталось. Предполагаю, что на месте скотобойни возникло со временем мыловаренное производство – парфюмерный комбинат.
В начале девятисотых годов, передав управление Жигулевским заводом сыну Владимиру, Альфред Филиппович все больше времени отдавал общественным делам. Он представлял интересы местных фабрикантов и заводчиков в губернском по фабричным и горнозаводским делам присутствии, занимался делами Самарского местного управления Российского общества Красного Креста, Самарского отделения попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, губернского комитета по призрению детей воинов, погибших в войне с Японией, руководил ремесленным училищем-приютом ведомства учреждений императрицы Марии, помогал деятельности Самарского скакового общества, семейно-педагогического кружка, обществу вспомоществования нуждающимся учащимся начальных школ Самары.
Время от времени для решения текущих дел возникали другие комиссии, членом которых становился А.Ф. Вакано. Например, по выработке правил устройства пивных лавок. Имел он от думы и чисто персональные поручения. Так, летом 1907 года стояла сильная жара. Городской водопровод работал на пределе своих возможностей.
Поползли слухи о предстоящих перебоях с водой. Чтобы исключить подобную угрозу, А.Ф. Вакано предложил в качестве резервной мощности использовать одну из скважин своего завода, способную давать до 250 тысяч ведер в сутки. Нужно лишь соединить заводские сети с городскими. Дума тут же поручила выполнить эту работу инженеру К.В. Богоявленскому, а Альфреду Филипповичу выразила признательность.
Одна проблема потянула за собой другую. Вода городского водопровода была весьма жесткой. А в колодцах А.Ф. Вакано, женского Иверского монастыря, купцов Лебедева, Елисеева несколько мягче. И город усиленно искал мягкую воду, в чем помогал ему А.Ф. Вакано: анализы воды проводились в лаборатории Жигулевского завода. Поиски не приносили успеха. И тут, как говорится, пользуясь случаем, дума попросила гласного «…принять на себя труд по разработке проекта добывания мягкой воды».
Вообще следует сказать, что деятельность Альфреда Филипповича в звании гласного городской думы столь обширна, что требует специального исследования. Поэтому остановимся лишь на работе канализационной комиссии. А чтобы оценить значимость его трудов, обратимся сначала к истории.
В 1887 году Петр Владимирович Алабин о благоустройстве города писал с горьким сожалением: «Правду говоря, не только отсутствие набережной и водопровода в Самаре, плохое состояние ее тротуаров, незамощение всех ее улиц и площадей, не вполне хорошо организованный пожарный обоз – служат признаками недостаточного благоустройства города. Ему многого еще не достает. Так: а) город дурно освещен; б) нет канализации хотя бы в тех местах, где естественное положение не способствует стокам нечистот».
Прошло двенадцать лет. Ничего не изменилось. В 1898 году специальная правительственная комиссия нашла город в безнадежно антисанитарном состоянии. Несколько раз городская дума создавала комиссии по устройству канализации. В 1900 году одна из очередных таких комиссий представила в думу записку «О ходе подготовительных работ, необходимых для составления проекта канализации в городе Самара и высказанные в ней мнения гг. гласных». Суть этих высказываний лучше всего выразил А.М. Михайлов:
«Я очень желал бы видеть в Самаре канализацию, но не могу верить в ее скорое осуществление по многим причинам и полагаю, что пройдет более 50 лет, пока она осуществится. Для канализации всего города – город наш еще не готов, для частичной же канализации у него нет денег и достать их нельзя, так уплату их нечем обеспечить.
Если бы канализация была так выгодна, как постройка конок, газового и электрического освещения или водопроводов, нашлись бы и капиталы, и предприниматели. Но если они не приходят со своими предложениями, значит дело не выгодное».
А.М. Михайлов знал, что говорил. Город все стремительнее втягивался в кабалу дефицита бюджета. В 1895 году он задолжал казне 24 тысячи рублей на содержание полиции. 7 тысяч рублей, предусмотренные на составление проекта канализации, ушли на другие цели. Покрытие настоящих расходов планировалось вести за счет займа на сумму свыше одного миллиона рублей. Казалось, идея канализации города стала задачей совсем утопической. Но в июне 1906 года городской голова С.Н. Постников сообщил думе, что гласный А.Ф. Вакано согласен безвозвратно дать 15 тысяч рублей на составление проекта, но с одним условием. Если, получив проект, город в течение пяти лет не приступит к его реализации, то обязан вернуть деньги.
Только один А.М. Михайлов безоговорочно высказывался за предложение Альфреда Филипповича. Другие посчитали нужным щедрый дар отвергнуть. Однако после долгих дебатов все-таки приняли его, но с тем, чтобы деньги город возвратил.
Прошло три месяца. За это время Альфред Филиппович сумел найти и провести предварительные переговоры с возможными исполнителями заказа города, составил с ним проекты договоров. Провел их обсуждение в трех комиссиях городской думы: бюджетной, канализационной и водопроводной. Они подготовили совместно с городской управой доклад, ознакомили с ним городского голову С.Н. Постникова и после этого вынесли на обсуждение думы.
Проекты договоров с инженерами Чижовым, Либертом и Линдлеем дума приняла практически без замечаний. Спор разгорелся лишь по одному вопросу: кому из названных специалистов отдать предпочтение. Н.К. Чижов известен как автор проектов канализации Нижнего Новгорода, Саратова, Астрахани. Но ни один из них пока не реализован. О многочисленных работах В.Г. Линдлея наслышаны все. По его проекту в России построена и прекрасно работала канализация в Варшаве. О Либерте, имя которого никому ничего не говорило, речи не вели.
Казалось, двух мнений нет. Но настроение гласных было иным. Его предельно откровенно выразил А.А. Шешлов: «…стоять за Линдлея нет оснований. Г. же Чижов свой, русский, и известен многим городам».
Подобный «патриотизм» явно не пришелся по душе Альфреду Филипповичу. Он редко выступал на заседаниях думы, а тут высказался. Интересуясь устройством канализации, сказал он, я побывал во многих городах России и за границей. Пришел к заключению, что «...в Австрии и Германии это дело поставлено много лучше, чем в России. Г. Линдлей устроил канализацию в 40 городах и пользуется в этом отношении большой авторитетностью.
Рекомендуя его городу, он, гласный, ручается за то, что г. Линдлей выполнит принятые на себя обязательства безукоризненно. Заподозревать меня в том, что я сообщаю неверные сведения, ни дума, ни г. Кожевников не имеют причины. И если дума не доверяет моей рекомендации, я сочту долгом отказаться от участия в канализационной комиссии».
Гласные П.П. Подбельский, В.Н. Волков и И.С.Клюжев высказались в поддержку кандидатуры В.Г. Линдлея. Возможно, это и решило исход голосования.
Получив, таким образом, разрешение думы, А.Ф. Вакано выехал во Франкфурт-на-Майне к В.Г. Линдлею. Переговоры прошли успешно, и тот дал согласие подготовить проект. В июле 1907 года германский инженер приехал в Самару, чтобы своими глазами увидеть улицы города, по которым предстоит вести канализацию. Весной следующего года дума одобрила проект и вынесла А.Ф. Вакано «...благодарность за его труды и затраты по составлению проекта, планов и чертежей».
А.Ф. Вакано с чистой совестью мог считать, что свою задачу он выполнил. Однако, в практическом плане она не решила проблему. И, может быть потому, что Альфред Филиппович чувствовал себя гражданином города Самары в большей степени, чем коренные уроженцы или купцы, пришедшие сюда из других мест России, он решил начать работы по канализации города на свои средства.
Для чего просит думу предоставить ему право устроить канализацию в одной из частей города, а также «…принять от меня в распоряжение города безвозмездно 25 000 рублей из личных моих средств и 15 000 рублей в виде беспроцентной ссуды, при условии погашения таковой из первых доходов этой частичной канализации».
Разрешение Самарского губернатора на устройство пробного участка было получено только 23 февраля 1909 года. Затем проект направили на рассмотрение правительства. Практические работы начались в июне и к осени были окончены. Обошлись они А.Ф. Вакано почти в 57 тысяч рублей. 24 октября гласные Самарской городской думы собрались на чрезвычайное заседание. Заслушали доклад канализационной комиссии, которая заявила, что «…с чувством исполненного долга …слагает свои полномочия, надеясь в ближайшем будущем увидеть планомерное и целесообразное развитие канализационной сети по всему городу».
Надежды эти имели под собой весьма веское основание. Альфред Филиппович в письме, направленном в думу, писал: «Оставаясь глубоко благодарен моим коллегам – гласным за оказанное доверие и содействие идее улучшения санитарного состояния города, я ныне вношу следующее предложение: вся стоимость по сооружению первого участка городской канализации, т.е. все расходы, произведенные до настоящего времени и также расходы, которые будут производиться впредь до окончательного устройства этой части канализации, я принимаю за свой счет безвозвратно: таким образом, Городское управление получит без всяких затрат со своей стороны новые исправленные планы города, полный проект канализации всего города и первый пробный участок канализационной сети с очистительной станцией».
При этом Альфред Филиппович просил думу принять несколько его условий, наиболее важными из которых были два. Город за присоединение к канализации должен брать с домовладельцев 75 % той суммы, которую они затрачивали на вывоз нечистот. Деньги эти должны пойти «…исключительно на расширение канализации до тех пор, пока вся площадь города не будет канализирована» и все блага цивилизации не распространятся «…на более бедную часть города».
На чрезвычайном заседании городской думы в октябре 1909 года (тогда истекал срок ее полномочий) гласный П.П. Подбельский сказал: «...настоящий дар Альфреда Филипповича фон Вакано, как последний аккорд заканчивающейся деятельности Думы, звучит прекрасно. Не каждой Думе, не каждому городу приходится иметь такого деятеля, каким показал себя господин Вакано» (15).
Условия, выдвинутые А.Ф. Вакано, были таковы, что постоянно побуждали городские власти вести дальнейшее строительство канализационной сети. Оно не останавливалось даже во время Первой мировой войны.
Известный краевед О.С. Струков более двадцати лет назад выявил все этапы работ по сооружению канализации Самары. Рукопись его не была опубликована и хранится сегодня в областной научной библиотеке. Олег Сергеевич определил, что с 1909 года канализацию получила культурно-деловая часть города. С 1911 по 1912 – северная, где расположены Трубочный завод, губернская земская больница, артиллерийские гусарские казармы. В 1913-1914 годах блага цивилизации появились в кварталах зажиточной части населения, Струковского сада, Жигулевского пивзавода. Далее она прошла по кварталам города, лежавшим за Симбирской (Ульяновской) улицей.
В 1917 году протяженность канализационных сетей превышала 35 километров, что составляло примерно 30% общей длины улиц. По статистическим данным Министерства внутренних дел канализацию тогда имели лишь 11 городов страны. Среди них и Самара.
В то время, когда Альфред Филиппович занимался благоустройством города, произошли события, которые взбудоражили всю Россию. Он и Михаил Дмитриевич Челышев, мягко говоря, никогда не были друзьями. Один владел Жигулевским пивоваренным заводом. Второй, совместно с отцом, – доходными домами, банями и являлся поборником трезвости, яростно выступая против всякого спиртного. И, в особенности, пива.
Немаловажно и другое обстоятельство. Вопреки расхожему мнению о немецкой скупости, А.Ф. Вакано был щедрым человеком. Михаил Дмитриевич, напротив, скуп до крайности. Благотворительность ему была чужда. В подшивках дореволюционных газет за много лет невозможно найти каких-либо сведений о его пожертвованиях. Правда, главному библиографу областной научной библиотеки А.Н. Завальному повезло. Он отыскал в газете «Волжский день» за 1915 год один случай, который и обнародовал в своей книге «Самара в анекдотах».
В 1915 году купечество решило собрать деньги на лечение раненых. Выступая на митинге у памятника Александру II, Михаил Дмитриевич сказал, что ради такого благого дела мы должны последнюю рубашку с себя отдать, и заявил: жертвую 500 рублей.
Сказал и забыл. А когда ему напомнили о пятистах рублях, он написал в Биржевой комитет: «Биржу красил. Деньги не получал. Жертвую их раненым и голодным». Так что с полным основанием можно сказать: щедрость А.Ф. Вакано колола глаза Михаилу Дмитриевичу.
Еще одна болевая точка взаимоотношений двух деятелей Самары – городская дума, гласными которой они были. Взгляды их на пути решения городских проблем неизменно оказывались диаметрально противоположными. Все это, вместе взятое, своего рода мина замедленного действия, которая должна неминуемо взорваться. И она взорвалась 23 мая 1908 года.
В тот день газета «Голос Самары» сообщила: в банях отца депутата Государственной Думы и поборника трезвости М.Д. Челышева полиция обнаружила продажу и распитие спиртных напитков.
Сенсационный материал основывался на рапорте помощника пристава. Блюститель порядка Балин застал в номерах бань Дмитрия Ермиловича Челышова (именно так всегда писалась фамилия отца) веселую компанию мужчин и женщин легкого поведения. Как выяснилось, вино и пиво принес им из гостиницы Летягина коридорный Григорий Чижов, который пояснил, что сделал это за небольшую плату (25 копеек) по просьбе клиентов. А подтолкнула его на этот шаг необходимость. Раньше они получали с женой от хозяина за работу 15 рублей в месяц.
Но с апреля 1907 года заведовать банями стал Михаил Дмитриевич. Он распорядился не платить служащим жалования, обязав их отдавать владельцу бань каждый месяц по 7-8 рублей из своих чаевых. Правдивость показаний г. Чижова подтвердили коридорный Алексей Королев и банщик Андрей Власов.
«Голос Самары» свое отношение к октябристу М.Д. Челышеву выразил довольно мягко: «…наша газета сочувствует октябризму, но только тому, что в нем чисто, светло и непорочно».
Статью «Слово и дело», так она называлась, перепечатали многие русские газеты. Скандальную историю не обошел своим вниманием журнал «Хулиган». В Москве появился журнал «Челышевщина» с рисунками М. Самарского.
Все свидетельствовало о том, что речь следует вести не о частном случае, а организованной кем-то кампании против Челышева. Газеты посчитали, что автором рисунков в журнале является единственный тогда в Самаре художник Михайлов и попытались выведать у него имя заказчика. Но Михайлов публично отмежевался от авторства.
Подозрение пало на полицию. Это встревожило губернатора В.В. Якунина. 23 мая он направил самарскому полицмейстеру В. Критскому письмо с грифом «Совершенно секретно, в собственные руки». В частности, губернатор писал: «...в газетах стали появляться всевозможные инсинуации, направленные против полиции, с обвинениями и наисками на то, что якобы она сама подстроила описанные нарушения в банях Челышева с целью подорвать авторитет поборника трезвости, являющегося заведующим банями своего отца, члена Государственной Думы М.Д. Челышева».
Дмитрий Ермилович Челышов еще при первом разбирательстве утверждал, что ни сам он, ни его сын Михаил Дмитриевич, в дела бань не вмешиваются. Руководит ими с 1 января 1908 года другой сын, Дмитрий Дмитриевич. Но, как видим, у губернатора было иное мнение. Он просил полицмейстера подготовить подробный доклад ему и дать в газеты опровержение на домыслы газетчиков.
Пока полицмейстер готовил доклад губернатору, скандальная история обрела новую окраску. Третьего июня газета «Биржевые ведомости» публикует документ, выкраденный из деловых бумаг Вакано. Из него следует: финансировал операцию против поборника трезвости владелец пивзавода, и участие в ней принимал один из его служащих.
Ох, какой тут поднялся шум. «Провокация», «гнусная махинация». Любопытно, что сам факт продажи спиртного никто не оспаривал. Более того, признавалось: «…незаконная продажа пива производится и в других самарских банях, в так называемых лимонадках, домах терпимости и прочих подобного характера почтенных заведениях». Волновало, возмущало другое. Почему именно в банях отца М.Д. Челышева обнаружила полиция нарушения питейного устава? Почему полиции помогал именно служащий пивзавода, а не кто-то другой?
На мой взгляд, ответ заключается в следующем. В клятвенном обещании на российское подданство, которое давал Альфред Филиппович в 1899 году, прямо говорилось: «…все к Высокому ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА САМОДЕРЖАВСТВУ, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенныя и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять… О ущербе же ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА интересе, вреде и убытке как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявить, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися буду...» А немецкое законопослушание известно.
Сам же Альфред Филиппович свой поступок объяснил так: «Я считаю такую продажу, - написал он в газету «Голос Самары», - кем бы она не производилась, злом, с которым надлежит бороться каждому благомыслящему гражданину. Исходя из этих соображений, сын мой Владимир Альфредович Вакано, который уже многие годы совершенно самостоятельно управляет моими Самарскими предприятиями, по просьбе своего служащего Коновалова дал ему разрешение содействовать полиции в раскрытии ею шинкарства в банях Челышева. Если факт шинкарства в банях Челышева был обнаружен при содействии Коновалова, а не кого-либо другого, то разве от этого он перестал быть фактом?».
А факт этот управляющему акцизными сборами Самарской губернии послужил основанием для привлечения к суду коридорного Григория Яковлевича Чижова. Он вновь подтвердил, что вынужден оказывать подобные услуги посетителям номеров и зарабатывать таким образом на жизнь. Суд счел его доводы убедительными и вынес оправдательный приговор.
Скандальному делу посвятили свои статьи многие газеты: «Новое время», «Сызранское утро», и другие. Но, пожалуй, наиболее объективно подошла к его освещению газета «Волжское слово»: «Поведение Челышева, как заведующего банями, - писала она, - не только не платящему банной прислуге жалования за труд, но положившего даже на нее денежный налог, вследствие чего она, для получения заработка, должна прибегать к преступлению, в высшей степени позорно и не может быть ни чем оправдано, но хороши конкурентные приемы и г. Вакано.
Словом эти два молодчика друг друга стоят».
Примерно такую же позицию занял и Самарский биржевой комитет. Тринадцать членов потребовали созыва чрезвычайного собрания, чтобы решить: могут ли оставаться в его составе А.Ф. Вакано и Д.Е. Челышов. Собрание решило: идет выяснение личных отношений и нам вмешиваться не следует.
«Вакано-Челышевская» история, то затихая, то разгораясь снова, тянулась два года. Пресса участвовала в ней весьма активно. Например, 1 сентября 1909 года «Волжское слово» сообщало, что на пути в Самару находятся две баржи с пивом Хамовнического пивзавода. Это послужило поводом для публикации таких стихов:
Везде Хамовников завод
Самарцам пиво продает,
И пьют самарцы новый яд,
Знать, «жигулевский» не хотят.
Вакано – больше не парит,
Завод Вакано позабыт;
Вакано «царствию» конец:
Он - не заводчик, не «отец».
Он - бывший в жизни местной все,
Теперь совсем ни то, ни се;
Он выбит даже из пивных
Усильем недругов своих…
Чего же «фону» больше ждать?
Начать опять интриговать?
Но и интриги, иногда,
Не помогают – вот беда:
В Самаре поумнел народ,
Жить стало трудно… о, мейн Готт!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Вакано снится страшный сон –
Во сне ворчит и стонет он.
Та же газета в ноябре публикует новое сообщение о намерении Хамовнического завода открыть в Самаре склад пива. И снова следуют стихи о Вакано, Жигулевском заводе.
…Замаран в слезах и горячей крови,
Рукою привычной самарцев приводит
Для пьянства в пивные мои.
Усердно он кассу мою наполняет,
Кует за мильеном – мильен;
Из фабрики яда, меня превращает
Почти в благодетеля он.
Слыву филантропом; швыряя подачки
На общее дело одною рукой,
Другою – толкаю я к каторжной тачке,
Знакомлю рабочих с сумой.
О вящем здоровье Самары радея,
Я трубы в канавы кладу,
И пьянством народным, что день богатея,
Пложу разоренья беду.
Гамбринису слава! Да, здравствует влага
Огромных моих ледников;
Достиг и достигну, с их помощью блага,
Как в думах не рвись Челышов!…
К слову сказать, московский Хамовнический пивзавод действительно открыл свой склад в Самаре. Работал два года с большим убытком и, в конце концов, его приобрел Жигулевский пивзавод.
Позиция газеты «Волжское слово», пока велось дело о незаконной продаже спиртных напитков в банях Челышова, стала настолько агрессивной, что ее редактор Ветров за клевету на А.Ф. Вакано был приговорен Саратовской судебной палатой в марте 1910 года к семидневному аресту.
В том же марте завершился судебный процесс, возбужденный акцизным ведомством против владельца бань Д.Е. Челышова. Самарский окружной суд не нашел в его действиях состава преступления. И действительно, ни письменных, ни устных распоряжений продавать спиртное он не давал. Все понимали, хозяин знал о нарушениях закона своими служащими и молчал, поощряя их тем самым к дальнейшим противоправным действиям. Но доказать это не удалось, а моральная сторона дела не подсудна.
Скандальная история, сегодня это не покажется странным, сыграла на руку ее участникам. А.Ф. Вакано вновь был избран в Самарскую городскую думу, а Михаил Дмитриевич даже возглавил ее, став городским головой. Единственным пострадавшим оказался коридорный Г.Я. Чижов. Он лишился работы.
Разумеется, окончание судебных тяжб не означало окончания противостояния А.Ф. Вакано и М.Д. Челышева. Оно вступило лишь в новую фазу.
На суде по делу Д.Е. Челышова присяжный поверенный Ю.Н. Долгов говорил: «Дело, нашумевшее на всю Россию, видевшее страницы почти всех русских газет, но и части иностранных, наконец должно быть ликвидировано: наконец, правосудие скажет свое слово – откроет тайну этого дела и сорвет маску с лиц, его создавших».
Такие слова адвоката, когда давно известен инициатор кампании против поборника трезвости, на первый взгляд кажутся странными. Но Ю.Н. Долгов знал, что А.Ф. Вакано не одинок. Он являлся представителем весьма влиятельной группы именитых граждан Самары, интересы которых представляли в городской думе многие гласные. Именно в думе, ее комиссиях проходила их явная, а порой скрытая борьба.
Едва только весной все того же 1910 года М.Д. Челышев стал городским головой, как газета «Голос Самары» заявила: «Делается первый ложный шаг, так как городское хозяйство переходит в руки человеку, который, живя по полгода в Петербурге, не может заниматься этим хозяйством».
Действительно трудно было Михаилу Дмитриевичу совмещать обязанности городского головы и члена Государственной думы. Уже 12 октября гласные направили в Петербург телеграмму с требованием к М.Д. Челышеву немедленно возвратиться «...для исполнения своих обязанностей в Самару и впредь не отлучаться без согласия Думы».
Губернатор Н.В. Протасьев опротестовал демарш думцев, сочтя его незаконным. Но в мае следующего года Михаила Дмитриевича снова обвиняют в том, что он пренебрегает обязанностями городского головы и предложили ему добровольно уйти в отставку.
Михаил Дмитриевич не согласился. «...стоя во главе движения за уничтожение народной отравы, алкоголя, в России, я полагал и полагаю принести этим своей любимой родине, а вместе с тем и городу Самаре, не меньшую, а большую пользу, чем если бы я находился неотлучно в Самаре и занимался только делами города».
Так он предельно четко обозначил приоритеты своей деятельности. Его позицию поддержали 27 гласных. 23 выразили ему недоверие. Итоги голосования подвигли городского голову сказать: «Я как раньше высоко держал голову, так и впредь буду держать. Не трогайте меня. Я не хочу, чтобы прикасались ко мне грязными руками».
Разумеется, говорить о плодотворной работе городской думы такого состава не приходится.
Конец вражде двух влиятельных деятелей Самары положил 1915 год. В сентябре скончался Михаил Дмитриевич. В октябре Альфреда Филипповича и его сына Владимира, заподозренных в шпионаже, выслали под гласный надзор полиции в Бузулук. Но последствия той вражды давали знать о себе до октября 1917 года, который всех примирил и предал на долгие годы забвению.
Начало первой мировой войны застало Альфреда Филипповича в Берлине. Вероятно, через Швецию он возвратился в Россию и 7-го августа обратился в городскую думу со следующим письмом:
«Считая долгом гражданина не остаться безучастным к тем испытаниям, которые переживает Россия, имею честь представить в распоряжение Городского общественного управления на цели содержания и лечения раненых в боях русских воинов новую, вполне оборудованную больницу в 30-35 коек, находящуюся в г. Самаре на углу Николаевской и Хлебной улиц в доме Товарищества Жигулевского пивоваренного завода, причем в течение всей войны я принимаю на себя обязанность содержания и лечения поступающих туда раненых».
Крайне любопытна реакция на такое заявление. Некоторые гласные предложили принять его к сведению, тем и ограничиться. Другие высказались за то, чтобы от имени думы выразить А.Ф. Вакано благодарность. И такое решение большинством голосов приняли. Тогда гласный Е.А. Зубчанинов стал настаивать на новом голосовании, закрытом. Гласный В.В. Тейс заявил, что не видит причин для повторного голосования. Еще резче высказался А.А. Смирнов. Он счел позорным баллотировать шарами вопрос о пожертвовании и отказался участвовать в подобной затее.
Голосовать заново не стали, и решение оставили в силе. На этом же заседании было доложено о пожертвованиях «...в дела призрения семейств нижних чинов». Их всего было три. Гласный думы Л.Н. Ясеньков внес 1000 рублей, столько же поступило от товарищества Жигулевского пивзавода и 76 рублей 90 копеек от владельца и служащих экипажной фабрики М.Л. Рейхштадта и А. Ландер. Других знатных самарцев судьба семейств нижних чинов пока еще не волновала: шли только первые недели войны.
По всей вероятности, это были не последние взносы Альфреда Филипповича в фонд помощи русским воинам. В 1917 году Е.А. Зубчанинов сообщил гласным городской думы, что А.Ф. Вакано, высланный два года назад из Самары по обвинению в шпионаже, арестован в Бузулуке и новой властью. Попрекнет своих коллег за то, что они в самом начале войны приняли от такого человека дар в 36 тысяч рублей. А в историко-краеведческом музее П.В. Алабина хранится фотография, на которой запечатлены дети беженцев, получающие бесплатные обеды в столовой Жигулевского завода.
Но обратимся к событиям, которые предшествовали высылке А.Ф. Вакано в Бузулук.
Отношения нашей страны с Германией и Австро-Венгрией стали ухудшаться задолго до рокового выстрела в Сараево 15 июня 1914 года. Уже в апреле московских жандармов заинтересовала деятельность Жигулевского пивзавода, на котором «...состоят на службе несколько австрийских и германских отставных офицеров». А в июле на имя начальника Самарского губернского жандармского управления М.И. Познанского поступила телеграмма, в которой предлагалось установить особое негласное наблюдение за Альфредом Филипповичем и его сыном Владимиром.
4 октября «Петроградская газета» публикует заметку (не с подачи ли М.Д. Челышева), содержание которой должно вызвать стыд у всякого здравого человека. Главный наш враг – пьянство – побежден, сообщила газета. Осталось уничтожить германцев и австрийцев на поле брани, а еще раньше принять меры к совершенному истреблению засилия их внутри страны.
А засилие это, пока еще, особенно в провинции, чувствуется. Вот пример из жизни Самары, где пользуется широкой популярностью содержатель пивного завода австриец фон Вакано, сын которого – австрийский консул, а секретарь – германский подданный. Отец и сын Вакано по-прежнему работают в Самаре, а секретарь выслан. И в той же Самаре есть другой видный фабрикант, Кеницер, германский подданный, а сын его германский консул.
Не остались в стороне в борьбе против засилия немцев и самарские врачи. Более двадцати из них направили в думу письмо, в котором сообщали, что наука признает пиво и вино более опасными, чем водка. И призвали « В интересах здоровья страны, в интересах справедливости, в интересах успешного окончания войны необходимо разрушить пивной и винный заговор против России».
В такой обстановке Альфред Филиппович счел нужным подать 15 мая 1915 года в городскую управу заявление с отказом от звания гласного и участия в работе думских комиссий. Сложил он с себя и все другие общественные обязанности, оставшись только членом губернской ученой комиссии.
Негласное наблюдение за всеми членами семьи А.Ф. Вакано, контроль их переписки результата не дали. Но шла война, и М.И. Познанский счел за лучшее спровадить подозреваемых куда-нибудь подальше. Он направил в Министерство внутренних дел необходимые в таких случаях бумаги, в которых указал, что А.Ф. Вакано – «…главный вдохновитель преступных деяний сына Владимира», и предложил выслать обоих из Самары сроком на пять лет под гласный надзор полиции.
Москва проявила гуманность: «…подчинить гласному надзору полиции в избранном ими месте жительства вне Самары сроком на два года». Через два дня унтер-офицер Шубин уже сообщил помощнику начальника Самарского губернского жандармского управления по Бузулукскому, Самарскому, Бугурусланскому уездам, что ссыльные прибыли в Бузулук. Он спрашивал, нужно ли установить негласное наблюдение за Вакано. Ответ последовал утвердительный.
11 ноября унтер-офицер составляет новое сообщение: состоящие под негласным надзором отец и сын Вакано ездили в Самару и вернулись на следующий день. Эта информация поступает М.И. Познанскому. Он поправляет своего подчиненного: оба Вакано находятся под гласным надзором, а не под негласным наблюдением. И тем не менее, его помощник отдает своему унтер-офицеру приказание «...установить совершенно негласное наблюдение за дворянином А.Ф. Вакано и сыном его Владимиром и о всем замеченном за ними в политическом отношении, знакомств, деятельности и передвижений доносить мне».
Сам же в своих сообщениях М.И. Познанскому писал о Вакано, как находящихся под гласным надзором. Так, наверное, на всякий случай. За нерадивость ругают, за усердие хвалят. Видимо, этим правилом руководствовался жандармский подполковник.
Здесь самое время вспомнить о порядочности. Кому в большей степени она была присуща, семейству Вакано или жандармским чинам? 17 февраля 1916 года поверенный в делах Владимира Вакано Ю.Н. Долгов написал ему о том, что «...со специально присланным ко мне доверенным лицом из Петербурга я получил сделать Вам и А.Ф. предложение: за триста тысяч все будет истолковано как печальная ошибка. По восстановлению вас в старое состояние вы дадите 300 т. Лицо чрезвычайно солидное».
Отец и сын назвали такое предложение «...противное правилам чести» и остались в Бузулуке, отбыв наказание, как говорится, от звонка до звонка.
Февральская революция ничего не изменила в жизни Альфреда Филипповича и Владимира Альфредовича Вакано. Новая власть спешила выявить и отправить в тюрьму, впрочем, ненадолго, прежде всего тех, кто служил в жандармерии, полиции, был их секретными осведомителями. Тогда ссыльные обратились в Самарский губернский исполнительный комитет народной власти с просьбой рассмотреть их дело. Судебно-следственная комиссия отменила «…все меры пресечения, принятые в отношении к обоим Вакано».
3 октября того же года присяжный поверенный П.П. Добролюбский начал подготовку по просьбе А.Ф. Вакано к судебным искам. Но менее чем через месяц со сцены цирка «Олимп» В.В. Куйбышев провозгласил в Самаре Советскую власть…
Как справедливо заметил в одной из своих публикаций главный специалист Государственного архива Самарской области Ю.Е. Рыбалко, уже ничто не связывало А.Ф. Вакано с Россией. Не стало императора, клятву на верность которому он давал, принимая российское подданство, не стало государства, гражданином которого он был. Пивоваренный завод подвергся национализации. В октябре 1918 года А.Ф. Вакано получил разрешение на выезд из страны. Он поселился в Австрии, на своей исторической родине, где и умер 24 марта 1926 года в г. Тюрнице.
Его правнуки сегодня проживают в Германии и России. Весной 2003 года они впервые встретились, приехав в наш город, преподнесли в дар Самарскому художественному музею фотографии из семейного альбома Вакано.
Использованы фото с официального сайта Жигулевского пивоваренного завода
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: