02 февраля 2009 12:52
Автор: Сергей Хумарьян (г. Самара)
Секретный марафон – полвека в контрразведке (Глава VI)
Март-53
Этот день, 5 марта 1953 года, мы ждали и собирались торжественно отметить: исполнялось 25 лет моему другу Арнольду Щукину. Но накануне в газетах и по радио появились сообщения о тяжелой болезни И.В. Сталина. Конечно, не могло быть и речи о каких-либо празднованиях. Вся страна, затаив дыхание, каждый день ждала новых сообщений. И в этот день, 5 марта, произошел какой-то ошеломительный обвал, на людей обрушилось общее, казалось, для всех горе – умер Сталин. Вспоминаю теперь этот день без тогдашних эмоций, но впечатление было такое, будто страна в одночасье осиротела. Я не собираюсь сейчас спорить, что-то утверждать или отрицать, каким и кем для нас был вождь – у каждого моего современника был и есть свой образ Сталина: одни готовы были умереть, и умирали, – за него; другие умирали – из-за него. Да, были люди, в том числе и на свободе, которые ждали и желали смерти Сталина. Не скрою, сейчас это уже общеизвестно, что органы госбезопасности по поручению ЦК КПСС собирали информацию об общественном мнении по различным вопросам внутренней и внешней политики государства. Смерть Сталина была политическим событием международного масштаба, информация шла в Москву со всех концов света. Не берусь приводить статистику по всей стране, но в нашей, тогда Куйбышевской, области реакция большинства населения была однозначной: люди расценивали эту утрату как личное горе. Не в обиду будет сказано некоторым современным информационно-аналитическим структурам, проводящим и выпускающим заказные «мониторинги-рейтинги» по любому вопросу и на любой вкус, информация, исходившая от органов госбезопасности, была правдивой, с плюсами и минусами. Уж что там с ней делали в конечном пункте (ЦК КПСС), и как, и в каком виде она докладывалась, нам неведомо. Во всяком случае, делалось это во благо, чтобы руководство страны было объективно информировано и могло правильно ориентироваться. Сейчас же некоторые «чтецы-декламаторы» ту нашу информацию прочитывают «по-новому», зло извращая ее своими лживыми комментариями.
Были в тех собираемых нами материалах единичные, подчеркиваю – единичные, мнения негативного содержания о личности Сталина, которые непременно включались нами в информационные сводки для Москвы. Исходили они в основном от известных нам ярых антисоветчиков. И никого из них, между прочим, не арестовывали. Даже из мест заключения – из лагерей и тюрем – шла информация сочувственного содержания. И удивляюсь я, когда встречаю воспоминания неких господ о том, как они радовались смерти «вождя народов». Нетрудно подсчитать, что это в основном были дети отцов, победивших в Великой Отечественной. Тем не менее, они «вспоминают» об этом так, что современная молодежь может подумать о них как об отчаянно смелых людях: «Вот это да! Какие мужественные борцы с режимом! Не боялись ничего и выжили в то страшное время…» Уверяю вас: эти и подобные им люди и тогда отлично жили и пели хвалу «отцу народов» и всем последующим «отцам». Точно так же, как они это делают сегодня при новой власти. Большинство из них почему-то причисляет себя к интеллигенции.
Я напомню вам несколько текстов песен того времени, которые многие помнят, любят и поют сегодня. Послушайте, вернее, почитайте и вспомните:
«Все, что с детства любим и храним мы,
Никогда врагу не отдадим.
Лучше сложим голову в бою,
Защищая Родину свою».
(А. Галич. «Комсомольская песня»)
«Сердце, молчи…
В снежной ночи
В поиск опасный уходит разведка…»
(А. Галич. «Сердце, молчи»)
«Наши внуки росли
И учились совсем не напрасно,
Им водить корабли
Суждено по космическим тропам,
И в таежном краю
Возводить города и заводы…
Но, как прежде, в строю
Комсомольцы двадцатого года…
…Три войны за спиной…»
(В. Войнович. «Комсомольцы двадцатого года»)
«Заправлены в планшеты
Космические карты…
…Как первыми сумели
Достичь заветной цели…
…Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперед от звезды до звезды…»
(В. Войнович. «Четырнадцать минут до старта») «Спросите вы у тех солдат,
Что под березами лежат,
И вам ответят их сыны…
…Не только за свою страну
Они погибли в ту войну…»
(Е. Евтушенко. «Хотят ли русские войны…»)
Хорошие стихи, ничего не скажешь. Слеза наворачивается… А ведь их авторы, как немало и других их коллег, прилюдно за границей, а потом и здесь, в России, охаивали все наше прошлое, клеймили пар-тию, и комсомол, и «комиссаров в пыльных шлемах», и армию, и разведку, чьи солдаты «погибли в ту войну не только за свою страну…»
Именно при том режиме и при тех правителях они и им подобные стали теми, кем являются сейчас – со всеми своими научными и творческими почетными званиями, титулами и регалиями. Что же они не отказываются сейчас от всех этих наград и званий, как отказались от обхаянной страны, которая им все это дала? Не интеллигентно это как-то, мягко выражаясь…
Вспоминая март 53-го года, наверное, будет уместно привести выдержку из книги Светланы Аллилуевой – дочери Сталина и обличительницы своего отца. Вот как даже она вспоминает день его смерти: «Пришла проститься прислуга, охрана. Вот где было истинное чувство, искренняя печаль… Никто здесь не считал его ни Богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем – его уважали и любили за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно…»
Вот об этих самых обыкновенных человеческих качествах я и мои сослуживцы услышали задолго до появления «самиздатовской» книги С. Аллилуевой от Александра Гурундаева, Анатолия Королева и Геннадия Астанаева. Они много лет служили в личной охране И.В. Сталина. После его смерти весь личный состав их подразделения расформировали и откомандировали на периферию для работы в местных органах госбезопасности. Так подполковник Гурундаев, капитан Королев и старший лейтенант Астанаев попали в г. Куйбышев и стали работать у нас. Им было трудно – помимо морального ущемления после такой ответственной и престижной службы осваивать навыки неведомой им агентурно-оперативной работы, да еще в качестве провинциальных «оперов». Более старший по возрасту Александр Гурундаев сразу же запросился на не-оперативную работу в отдел «А» (архив), Анатолий Королев согласился трудиться в нашем отделении, а Геннадий Астанаев пошел по своему оперативному профилю в службу наружного наблюдения. С первым я общался мало, да и не особенно разговорчив он был. Рассказывал только коротко и неохотно, как во время дежурства на даче заметил, что свет от настольной лампы в рабочем кабинете Сталина горел дольше обычного. Заглянув снаружи в окно, не увидел Сталина за письменным столом. Это было необычно, и он доложил об этом старшему по смене. Ну, а дальнейшее известно: Сталина нашли на полу возле стола, живого, но без сознания…
С Толей Королевым мы встречались каждый день. Занимался он в соседнем кабинете, заходил к нам, не стеснялся обращаться с разными рабочими вопросами. Мы охотно помогали, а он охотно рассказывал о прежней службе. Ему довелось как работать на охраняемых участках маршрутов следования автомобиля Сталина, так и ездить с ним в одной машине и сутками дежурить на дачах – «ближней» и «дальней». Показывал он нам фотографии, где с группой охраны был улыбающийся Сталин. Дома у Королева на видном месте висел не-большой красивый ковер – подарок от «самого». Подарки от Сталина были практически у всех сотрудников личной охраны – к дням рождения или праздникам. Охраняемый не чурался общаться с ними, обращался к каждому на «вы» и по имени-отчеству, был прост и приветлив, интересовался их семейной жизнью, детьми. Особенно запомнились удивившие нас некоторые бытовые детали: отсутствие какой-либо парадной одежды, в том числе и формы генералиссимуса (не во что было обряжать покойного), старая сталинская шинель на вешалке в передней и валенки, в которых он ходил зимой по территории дачи… С Геннадием Астанаевым я не общался – он работал в «отрыве» от основного коллектива управления, – но сотрудники наружного наблюдения его знали. Один из них – Николай Константинович Марков, полковник в отставке, ныне председатель Совета ветеранов УФСБ РФ по Самарской области – вспоминает два коротких эпизода из рассказов Астанаева: однажды из окна своего кремлевского кабинета Сталин увидел на крыше дома напротив группу ремонтных рабочих. Попросил через свою приемную узнать, какие работы там ведутся (конечно, это была строительная бригада из охраны Кремля). Ему доложили, что в одном месте крыша протекает, и поэтому ее меняют. Хозяин кабинета удивился: зачем менять всю крышу, если протекает только в одном месте? И просил передать, чтобы ремонтировали именно это место, нечего тратить материалы на всю крышу, излишние расходы не разумны. А еще иногда Сталин просил через охрану отдать в починку его сапоги – поставить новые набойки. Таков был этот человек, которого окружавшие его люди называли «хозяином».
Примерно через полгода Гурундаева и Королева срочно отозвали в Москву, а Астанаев работал у нас до 1962 года. Перед отъездом Анатолий Иванович шепнул нам, что его назначают в приемную Первого секретаря ЦК КПСС Г.М. Маленкова. С тех пор мы об этих товарищах ничего не знаем. Толя Королев проработал, видимо, недолго, как и сам Маленков, которого сместил Н.С. Хрущев. И опять, конечно, расформировали охрану…
Приход во власть Хрущева повлек за собой серьезные последствия для вооруженных сил страны, составной частью которых являются и органы госбезопасности: начались сокращения и «чистка». В первую очередь это коснулось руководящего состава в центре и на местах. Был уволен и расстрелян целый ряд бывших министров и ответственных работников МГБ и МВД, генералов с большими звездами на погонах, в том числе бывших сослуживцев Л.П. Берия по Закавказью – братья Кобуловы (г. Москва), Цанава, он же Джанджгава (Белоруссия), Гоглидзе (г. Хабаровск). Уволили, но не расстреляли начальника нашего управления М.М. Гвишиани.
Когда я вернулся из очередного отпуска, то узнал, что уволенного начальника замещает недавно назначенный его заместитель генерал-майор Дмитрий Николаевич Шадрин. Товарищи мне рассказали, как увольнению Михаила Максимовича предшествовало бурное собрание теперь уже объединенных управлений МГБ и МВД с присутствием секретарей обкома КПСС. Конечно же, нашлись доброхоты-ораторы, которые гневно заклеймили и осудили Гвишиани как прислужника и ставленника Лаврентия Берия…
Через много-много лет, в августе 1991 года, руководителей органов КГБ, не очень твердо выразивших поддержку Б.Н. Ельцину, тоже заменили. И у нас тогда сменили начальника управления генерала Егорова, и прошло очень похожее на то, почти сорокалетней давности, собрание. И опять я был в отпуске… Удивительное совпадение, но, выходит, прав американский писатель, замечательный юморист О’Генри: «История, подобно щенятам, брошенным в колодец, имеет обыкновение совершать круги…»
![](/files1/38917/11.jpg) |
Дмитрий Николаевич Шадрин |
Итак, «командовал парадом», хотя и временно, Д.Н. Шадрин. Генерал был среднего роста, коренастый, подтянутый, с прямой спиной и с твердым шагом. Всегда ходил в форме, был аккуратно и коротко подстрижен, гладко выбрит. На скуластом лице выделялись короткий упрямый нос и крутой круглый подбородок. А в высоких голенищах его генеральских, до блеска начищенных сапог можно было увидеть собственное отражение. При нем в управлении очень оживилась боевая и спортивная подготовка, все офицеры два раза в неделю по два часа занимались в спортзале «Динамо» борьбой самбо, тяжелой атлетикой, спортивными играми, летом плавали, зимой ходили на лыжах и все сдавали зачеты по стрельбе из личного оружия. И хотя сегодня подобной подготовкой в приказном порядке занимаются чекисты всей страны, спортивные традиции, заложенные генералом Шадриным, в нашем управлении сохранились по сей день.
До назначения в г. Куйбышев он возглавлял Управление охраны № 2 – так называлось подразделение МГБ СССР, которое обеспечивало безопасность человека № 2 страны – В.М. Молотова. Дмитрий Николаевич был заслуженным человеком, с довоенным стажем работы, в основном в центральном аппарате НКВД СССР, в Управлении охраны правительства. В «Истории органов госбезопасности в годы Великой Отечественной войны» опубликовано несколько документов за подписью Д.Н. Шадрина, в которых он докладывает руководству о выполненных поручениях в самый критический для страны, а особенно – Москвы, момент – в октябре 1941 года. Комиссар ГБ 3-го ранга (что тогда соответствовало званию генерал-майора) Шадрин обеспечивал также безопасность эвакуации секретных документов ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР. Есть его рапорты о том, как в некоторых кабинетах очень высокого ранга после срочного убытия их хозяев из столицы обнаруживали следы панического беспорядка и оставленные в спешке служебные документы. В 1943 году ему как заместителю генерала Н. Власика (начальника Управления охраны НКГБ СССР, руководителя службы личной безопасности И.В. Сталина) была поручена организация подготовки Тегеранской конференции по линии государственной охраны.
В июне 1945 года в Югославию была направлена группа из 30 сотрудников управления охраны правительства НКГБ СССР во главе с Д.Н. Шадриным для усиления личной безопасности И.Б. Тито («Очерки истории Российской внешней разведки». т. 5).
В г. Куйбышеве генерал с семьей жил скромно в небольшой двухкомнатной квартире на втором этаже дома, примыкающего к зданию Управления МГБ. У него не было большого опыта контрразведывательной работы, но он хорошо, до тонкостей знал специфику наружного наблюдения и оперативно-технических служб. В этих подразделениях, которые он курировал, его очень уважали. Был такой случай, когда наш сотрудник из не-гласного состава после вечерней смены позволил себе поужинать в ресторане и случайно оказался в центре пьяной свары завсегдатаев. Всех забрали в отделение милиции для разбирательства, опросили, обыскали и отобрали документы. Наш товарищ, имея при себе оружие и документы оперативного прикрытия, ухитрился их каким-то образом спрятать при обыске. По всем законам конспирации, «негласник», создавший или попавший в ситуацию, чреватую расшифровкой, подлежал строгому наказанию, вплоть до увольнения. Генерал же, поругав для порядка провинившегося, у себя в кабинете, один на один, объявил ему благодарность и назвал молодцом. Действительно, при милицейском-то бесцеремонном обыске, с головы до пят, не найти у человека пистолета… Это был высший класс!
Уважали Шадрина и в нашей санчасти. Когда я попал туда с воспалением легких, медперсонал ожив-ленно обсуждал недавнее событие в стационаре: мало-летнего сына генерала срочно положили на операцию по удалению аппендицита и Дмитрий Николаевич, не нуждавшийся в такой операции, тоже лег в стационар, дабы поддержать сына. Оперировали их в один день. После завершения хирургической процедуры генерал отказался от каталки, осторожно встал со стола и сам дошел до своей палаты.
![](/files1/38917/22.jpg) |
Вениамин Павлович Лезин |
В это же время в санчасти лежал майор В.П. Лезин. Кстати, он-то мне и рассказал подробности о не найденном милицией пистолете. Ему ли было не знать про случай со своим подчиненным? Вениамин Павлович руководил отделением наружной разведки и непосредственно подчинялся Шадрину. Здесь, в общей больничной палате, я ближе узнал Вениамина Павловича. Никогда раньше, да и после тоже, я не встречал такого открытого, доброжелательного и жизнерадостного человека. А ведь он был серьезно болен… Вениамин Лезин – участник войны, Герой Советского Союза, получивший это высокое звание за форсирование Днепра со своим танковым взводом и чудом выживший после смертельного ранения. Умер он в 1961 году от рака.
Когда я говорю об этом человеке, то вспоминаю близких мне людей по имени Вениамин. Их в моей жизни, кроме Лезина, еще четыре человека: Вениамин Тимофеев, мой дядя, курсант школы НКВД, погиб в 1941 году на Ленинградском фронте; Вениамин Кожемякин, участник войны, кавалер многих боевых наград, фронтовой разведчик и контрразведчик, мой сослуживец и товарищ в течение 40 лет; Вениамин Олейниченко – однокурсник, товарищ и сослуживец; Вениамин Селин – мой выдвиженец – начинал службу вахтером в Жигулевском районном отделении МГБ, блестяще владел немецким языком, участвовал в спецоперации в ГДР (как и Б. Фролов) по обмену сотрудника ЦРУ Пауэрса на нашего разведчика В. Фишера (Г. Абеля).
Все как на подбор, и о каждом можно написать отдельно! Имя, видимо, такое… Да и точно – древние книги толкуют имя Вениамин как «сын правой руки», т.е. верный человек. Но я немного отвлекся. Хотя как сказать: все в нашей жизни так переплетено…
![](/files1/38917/33.jpg) |
Вениамин Васильевич Тимофеев |
В моей служебной биографии есть несколько руководителей Управления, которые уделяли мне много внимания: учили чекистскому мастерству, ходили со мной на контрольные оперативные встречи, участвовали в составлении серьезных документов, в планировании и реализации активных контрразведывательных мер. К их числу относится и Д.Н. Шадрин. Но однажды, каюсь, я поступил по отношению к нему не очень красиво. В одном из моих дел, доложенных ему, появилась резолюция генерала с указанием – дело прекратить и сдать в архив. Кроме того, что указание, по моему тогдашнему мнению, было недостаточно аргументировано, я обнаружил в письменной резолюции несколько грамматических ошибок. Нет чтобы промолчать… Со свойственным молодости максимализмом я поделился с некоторыми товарищами тем, что думаю об этом не очень грамотно изложенном указании начальства. Видимо, моя «рецензия» дошла до адресата. Как мне сказал потом один приятель, «нечего давить своим высшим образованием» – генерал был недоволен, когда узнал, что во время его отпуска меня назначили на первичную руководящую должность – зам. начальника отделения 2-го (контрразведывательного) отдела. «Рано ему еще, молод…» – ворчал Дмитрий Николаевич. В ту пору мне было 25 лет, и считалось, что я самый молодой руководитель. Тогда на должностях оперуполномоченных и старших оперов долгие годы «сидели» квалифицированные сотрудники, многие с фронтовым опытом. Сегодня почти любой из них мог бы руководить отделениями – отделами – службами. Но времена, как и кадры, меняются.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: