03 марта 2009 10:29
Автор: Татьяна Свичкарь (г. Жигулевск Самарской области)
Четыре дня в гостях у Мухтарбека Кантемирова
День второй
За окном медленно гаснут звезды. И тихо, уже не во сне, уже просыпаясь, ржут лошади.
Мухтарбек подымается первым. Надо выгулять собак. Надо вынести мусор – два больших голубых пакета битком набиты. Отнять не получается:
-Нет-нет, это моя обязанность…
После он «качается» – эспандер, гантели, кольца. Движения, тысячи раз повторенные… Тело привычно впитывает их в себя, ото сна восставая.
-Еще метать буду. Каждый день надо обязательно – утром и вечером.
-А вы перед броском думаете? Или рука помнит движения?
Он, сосредоточившись на миг, стараясь воспроизвести ощущения:
-Думаю. Бездумно нельзя. Это как будто гипноз. Мишень… гипнотизируешь.
И уже с весельем вспоминая:
-Меня пригласили в Росгосцирк. Я туда вообще-то редко хожу. Но пришел, Запашный позвал. Секретарь спрашивает:«Вам назначено?»
-Да нет, говорю, - я Кантемиров.
- Ну, тогда…
В общем, дожил до того, что ногой открываю к директору двери.
И Запашный меня спрашивает:
-Мишка, а ты еще швыряешь ножички?
-До того, - говорю, - дошвырялся, что стал председателем Союза метателей России…
Мы пьем чай и ждем Юру. По утрам у них с Мухтарбеком – дуэль. Кто, метая ножи, точнее в мишень попадет. Все еще спят, у Кантемирова есть время вспоминать:
-Одна женщина ко мне приезжала. Попросила назвать точно время рождения. Сказала: «Я вам открою тайну вашей прошлой жизни».
И оказалось, что я был девушкой! Проводил время за книгами, в монастыре. Девушкой – вот что обидно! (смеется) И ведь она ничего обо мне не знала. Не знала, как я книги люблю!
И возвращаясь к той теме, которая не дает покоя:
-Какие были лица в старину! Какие лица! Когда мы были во Франции, потомки эмигрантов приходили, целовали ноги наших лошадей.
А два брата у меня были – коммунисты. Голландцы когда приезжали и фильм о нас делали, они сложные вопросы задавали об этом. Сейчас я покажу запись.
Ставит кассету.
-Ты его наверняка не видела – это редкий фильм. Смотри, Ростовский цирк, братья. Вот они сидят. Ах, дорогие, дорогие мои, - повторяет он им, с тою нежностью, словно они, без сомнения, его слышат. - Хасанбек… Его жена, Ирина Ивановна…Сокровище, дочь офицера. Они в Краснодаре познакомились. Ему семнадцать, ей шестнадцать еще не исполнилось. А потом… У нее муж умер, у него жена – они встретились и двадцать лет прожили.
А сейчас, смотри. Я буду метать, а Ирбек рядом стоит. Он в жизни ножа не бросил. Но меня хвалит: «Молодец, говорит, - хорошо метаешь»
А это Лурик. Он двух курсантов сбросил и решил за меня приняться. Кепка с меня слетела. Для наездника, когда кепка падает – позор. Ты смотри, смотри, ты слушай – что я ему говорю! И поверить нельзя, что это я!
-Лурик, урод! У, крокодил! У, собака! - кричит Мухтарбек на экране.
И по-детски смеется тот, что в комнате.
Голландцы спрашивают старших братьев об «уме, чести и совести эпохи».
Честные ответы: «Я, когда в армии был, – вступил в партию. И не сразу увидел, что в ней поднимаются наверх самые скользкие».
Мухтарбек добавляет:
-А мне отец говорил: «Мишенька, держись от нее подальше, не нужна тебе та партия». В лагерях интеллигенты сидели, а сохранились почему? Были отгорожены от этой гадости. А мы считали, что наша партия – это лошади.
Сразу вспоминается Галина Карева, которая говорила: «Моя партия – Кармен».
А вот Новогорск в те годы. Тут такая разруха была! (в подтверждение слов на экране – канава, пустырь) Я в вагончике этом жил. А Ирбек приезжал к своему коню, к Асуану. В шесть утра выезжал, первым поездом.
В стране тогда такое творилось! Нищета. За границей говорили – русские будут работать за бутерброд. Это же представляешь, как обидно?…
…На экране - денник. Человек и лошадь.
-А это Ирбек и Асуан. Смотри, он сердится, начинает звереть. Ножку дает с неохотой. Сейчас начнется.
Асуан опускает голову. Уже опасно. Он перебарывает себя, свою природу. Он обязан броситься, как дракон, и… брат это понимает.
«Не могу слушать тебя, я тебя ненавижу», – будто говорит вид Асуана. Но что-то в глубине души его все же побеждает, и он бежит, бежит, чтобы не причинить человеку вреда.
-Папаха… Сорок лет назад эту папаху сшила мама. Ирбека похоронили в ней. Голландцы фильм сняли, не прошло месяца, как брат умер. И они сделали конец так, что он ушел в золотой занавес…
***
Раннее утро отходит. Заглядывает и здоровается Юля. Личико удивительно светлое. Не только краски природы, но доброта.
-Доброе утро, Юленька, - почти поет Мухтарбек.
И Юра уже готов к дуэли.
-А теперь пойдем, посмотришь на «рулетку Мухтарбека», - Кантемиров обрезает края у мишени, объясняет, как подсчитываются очки. Если мимо – пять долой.
У входа в дом стоит щит. Небольшой деревянный щит – одна из самых насущных здесь вещей. В то время, когда никто не метает, он прикрыт влажной тряпкой, чтобы не рассыхался на солнце.
Мухтарбек и Юра стоят на невидимой черте. Поочередно вскидывают руки и… ножи летят. И вот дивно, еще в полете можно почувствовать – удачный ли был бросок, войдет ли нож в щит.
Идут, подбирают упавшие ножи, когда возвращаются – они, будто сам собой, совершает вертушку в их пальцах. Играет, прокручивается…
-Юра, как это называется?
-А никак…Нервный тик…
Позже Мухтарбек скажет, что это нужно делать непременно – помогает сосредоточиться и лучше почувствовать нож.
-Мухтарбек Алибекович, а когда вы начинали, с первого раза получилось?
-Не только не в первый, много раз не выходило… Я прятался, метал, когда никто не видел. Стеснялся. Я сперва снизу кидал.
И поясняет:
-Соревнования скоро, надо потренироваться, чтобы быть достойным…
Стоит минуту, опустив голову, полностью поглощенный собой.
-Все, давай Юра, сейчас дуэль будет. Доченька, - это Асе, - ну отойди, не до тебя…
И поочередно, один за другим… И блики солнца на летящих ножах, в воздухе обороты совершающих…
-А кто вот в это попадет - тот будет самый что ни на есть молодец и чемпион, - Юра указывает на маленький желтый кружок в центре мишени.
И почти сразу в него попадает.
-Молодец! – говорит Мухтарбек ласково.
-Случайность, но закономерная, - чуть ворчливо говорит Юра. - Ах ты, желтая метка…
-Давай: три захода – по три ножа - «Рулетка Мухтарбека».
-Это мой ученик, чемпион уже, – поясняет Мухтарбек.
Три ножа. Снова три. И снова.
Это останется в памяти, как на кинопленке. Не забыть. Завораживающее, грозное зрелище.
Но это со стороны, а для них – состязание.
-Вот так с Мухтарбеком связываться, – ворчит Юра. - И вообще, я с вами больше не играю.
-Подожди, говорил же я тебе, что первые десять лет трудно.
Но Юры уже нет рядом. Мухтарбек вновь опускает голову, на миг уходя в себя. И, кажется, что раньше он не хотел огорчать бесполезностью соревноваться с ним, не хотел показывать все. Ножи летят и сходятся в одном месте, будто раскрытый стальной веер.
-На хорошем нужно заканчивать, - легкая улыбка. - В рулетке меня еще никто не побеждал. Надо так держать, не сходить с трона. Идем завтракать? Я сейчас фирменное блюдо сделаю – «яичницу по-мухтарбячьи».
***
Раковина в кухне самая простая. Вода бежит из крана, но отводной шланг опущен прямо в ведро. Когда оно наполняется – его надо выносить.
На этот раз оно полно до краев.
-Это ж кто так налил? – наклоняется Мухтарбек, - Ой, мама, родная…Это верно Наташа…
-Ну и что, я бы вынесла, - откликается Наташа. Ей некогда – она в делах кухонных.
-Нет, это в тебе дух противоречия говорит: знаешь, что я прав, а все равно надо поквакать. А теперь гляди, что вышло – я штаны облил.
Кабысдох умильно заглядывает в глаза тем, кто уже сидит за столом..
-Кантемиров, кто ж так делает? – почти шипит Наташа. - Надо ж подождать, пока вода на сковородке испарится, а не масло в воду лить! Сперва вода уйдет, потом туда – масло, потом яйца.
-Слушайте, слушайте ее – она ж дипломированная официантка! Вот и квакает.
В дверь заглядывает приехавший Клименко:
-Ну, как? – спрашивает Мухтарбек, - всех врагов растоптал? Обратите внимание на исторический момент: у него в руках план манежа.
За завтраком не засидишься, как за ужином. У всех дела.
Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Торопится сделать иконы до того, как его увезут на лечение. А еще до процедур надо заехать к олигарху – отвезти заказанный для дочери стэк.
В глубине спортзала над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…
-Это вы от папы научились?
-Нет, это я сам напридумывал.
И после паузы:
- Два года я здесь сижу. Сперва в комнате у себя сидел, потом там тесно стало, теперь и здесь зарастает всё – инструменты, работа моя...
Музыка ли виной? Но Ася вторит ей длинным воем – поет тоже.
-Эй, товарищ Ася! Я ей говорю: «Молчать». А она мне: «У- у-у…» Сейчас директор нам с тобой выговор объявит.
Мягкий свет лампы, короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа с Туринской плащаницы – картина над головой.
Заглядывает на минуту друг:
-Подать инструмент? Зачем сам встаешь?
-Да я еще не знаю, что хочу сделать.
-При-и-думаешь.
Проходится губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.
С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.
За спиной Мухтарбека сидя, получаешь царский подарок – можешь видеть, каков он наедине с собой.
Заглядывает в спортзал юная совсем девочка – попрощаться и поблагодарить.
-Фильм снимают, - поясняет Мухтарбек, - Она – главная героиня, я – тренер, обучаю ее. А сейчас Наташа ее учит, доводит до ума.
На сотовом телефоне картинка – Асанна. Телефон смотрит Асиными глазами, смеется детским голосом.
Ему звонят часто. Он то и дело кому-то нужен.
Одевает перчатки. Прибавляет музыку – передают французское.
-Джо Дассен… такой певец замечательный. А Анна Герман? Обаятельная, мягкая, нежная… И голос…
Почему же так хочется плакать? Понимаешь, что эта жизнь, его жизнь – слишком драгоценна, и спазм перехватывает горло просто от того, что истекла ее минута, другая… Здесь ведь нет воздуха, который хранит на сто с лишним лет. Но вытирать слезы и шмыгать носом – неудобно. Смотрим в потолок. Ах, скорее бы кончалась французская эта музыка.
Снова детский смех телефона:
-Это мой ученик. Очень хороший художник.
Взглядывая на часы – работает – до последнего, до той минуты, когда пора ехать. Кладет то, что стало из пластинки, из формы произведением искусства.
-Не знаю, когда вернусь. В семь часов в лучшем случае, с дорогой если.
Дверь в его комнату остается открытой.
«У нас дверей не запирают». Хотя в этой комнате человека можно закрыть – и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей, разглядывать корешки книг.
«Мише на память о нашей дружбе» - портрет Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.
Ася растянулась на кровати, крытой шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая покорно ждать хозяина столько, сколько нужно.
Кепка и куртка Ирбека, самые рабочие – будто пришел сейчас от коней и повесил.
Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены… мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут семь богатырей?
Только к вечеру освобождается Наташа. Вернее, ее удается поймать за руку, когда она несет в «кухню» кастрюлю с молоком
-И такая дребедень целый день, - с весельем в голосе поясняет Наташа. - Как в мультике – то покос, то удой. То с собаками возишься – им тоже надо любовь дать. И лошадям, и козам. А когда я Юльку залавливаю – я ее тоже стараюсь приласкать на неделю вперед. Она хорошая. Честно. Не потому, что она моя дочка, просто хорошая.
-Да расскажите же, как вы пришли сюда…
Наташа садится. Передохнуть хоть четверть часа.
-Пришла я сюда из цирка. А в цирк попала…
Я ведь из Сибири, из Магнитогорска. Родилась в Питере, а потом папу, как подающего надежды политрука, перевели в Магнитогорск.
Но это был не мой город. Я никогда не ощущала его своим. Сбегала из детского сада – хотела уехать и жить в Америке. Почему-то в Америке. Копала «волшебную» яму, чтобы через нее можно было уйти в эту самую, никогда не виданную Америку.
Потом Москва стала для меня магнитом, я ее «чувствовала», как близнецы чувствуют друг друга, понимаете? Духовная связь. И всеми правдами-неправдами я в нее рвалась.
Мама меня практически не воспитывала. Я сидела в библиотеке, погрузившись в книги о собаках – те, кто имел собаку, казались мне тогда волшебниками, жителями небес. Листала книги, а перед глазами стояла Москва.
Начала подрастать, пришло время, когда нас с одноклассниками стали брать в разные дебильные кружки. Тогда ведь это не было добровольно. Заходит в класс тетя и тычет пальцем: «Ты и ты – пойдете в легкую атлетику».
Деваться нам было некуда. Правда, спортивную подготовку это мне дало. Но я ж хотела на рояле играть! Танцы танцевать! Хотя я понимала, что рояль – это дорого, мне его не купят. А танцевать все же начала, хотя и поздно. В цирке.
Цирк мне попросту башню снес. Когда я попала в коллектив и вышла в качестве артистки - мы тогда работали ёлки… Это была Москва, стадион «Динамо», речной вокзал…
Хорошо, что я плохо вижу. Но я понимала – народу-у…И все на меня смотрят. Я танцую восточный танец. По стеклам хожу, руки обжигаю… Хороший балетмейстер у нас был, он научил всему. И это было красиво. Но я только через некоторое время начала танцем жить, а сперва был сплошной счет в голове: четыре шага туда, четыре – сюда, и восемь назад. Тупо повторяла заученные движения.
-А с артистами вы сжились?
- Как-то сразу влилась. Пока не вышла в манеж, млела. «Ой, артисты – люди, сошедшие с небес!». Не верила, что мне позволят быть рядом с ними. Думала только: «Вот бы когда-нибудь»… И сама себе говорила: «Нет, никогда…»
А когда получаешь работу – это как планка над головой. И ты до нее поднимаешься. Мне всегда было мало. За лошадьми ухаживать научилась – мало, хочу что-то нового, хочу учиться дальше. Костюмером побыла – проехали. Потом балет, и спрашиваю себя: «Ну, сколько ты будешь танцевать? Пока рожа молодая?»
Это же адский труд, катастрофический.
Но когда добираешься до артистической единицы – тут уже интереснее, ты можешь выразить то, что хочется.
После появилась у меня эта штука, которую я вращаю (из граней состоящий куб, где каждую грань озаряет огонь, – Т.С.) –довольно тяжелая. Посмотрела, до меня ее вращали – и ничего, никто не убился.
-Она горячая?
-Горячая! Если перчатки зафиксировать на одном месте – они плавятся. Сперва я вышла в перчатках без пальцев, хотела показать, что я крутая девчонка. Ощущение было, как будто утюг взяла. И ведь не бросишь.
Перехватываю грани, вращаю, пузыри на пальцах вскочили и сразу полопались… Образовалась корочка. И ладно, думаю, хорошо, что нет пузырей. Но на следующий день я была уже в перчатках. Руки – рабочий инструмент, их надо беречь.
Потом я работала в другом коллективе. Я его и сейчас вспоминаю. Там была одна молодежь. Зарезали его к сожалению. Сказали: «Вы не нужны, на вас смотреть нечего». А у нас сильное шоу было. Артисты все – профессионалы. Мастера спорта по художественной гимнастике, чемпионы по каратэ. Педагоги с нами занимались, которые потом тренировали «Фабрику звезд».
И цель у нас была, чтобы в цирк не только бабушки с малышами за сахарной ватой шли, но и молодые. Все наше шоу было для молодых.
Первое выступление прошло в Туле. На нас народ ходил. Потом переезжали – и тоже полный зал. Яркое шоу. Обидно, что это ушло в никуда. И труд жалко, и себя – мы без денег были постоянно. Ни на что не хватало. А у меня ребенок растет, у меня Юлька пошла в первый класс. В Москве же надо как-то жить, метро оплачивать… И я пошла учиться на официантку.
Поработала какое-то время. Быть официанткой от звонка до звонка – это тяжело. Я могла уже всё, могла даже заменить повара, но было тяжело. В цирке – репетиции, выступления, но есть и свободное время, чтобы просто жить.
И атмосфера в цирке другая – моя. В нищете, головы из нищеты не поднимая, я думала: что дальше? Магнитогорск? У меня в нем не осталось ни друзей, ни врагов. Жизнь там даже пахнет не так, у нее пульс не тот.
Тогда попробовала сунуться еще в один коллектив. Пришла в цирк и поняла, что из Москвы больше не уеду. Мы уже выступали с Запашным, с самыми лучшими артистами. И это тоже была планка. Взятая планка.
Но как остаться в Москве? Судьба свела меня с осетинами. А Кантемирова я к тому времени уже знала, он приезжал посмотреть на нас. И я подошла к руководителю осетинской труппы:
-У Мухтарбека в Новогорске жилплощадь большая – нельзя ли мне там где-то поселиться?
У меня тогда был чемодан, а Юлька жила у родственников.
Мухтарбек сказал, что у него освободился вагончик.
Я приехала, распаковала чемодан и осталась.
Заниматься с лошадьми мне в то время не хотелось. К ним привыкаешь, а потом уходить, душу рвать на кусочки.
Я все еще работала официанткой, и это мне до чертиков надоело. В конце концов: дай, думаю, на лошадке поезжу. Один день поездила, другой. Девочка помогла, Оксана – она тут работает. Показала, как сидеть, как держаться.
Кантемиров посмотрел издалека и сказал:
-Толк будет.
Потихоньку я обжилась в среде каскадеров. Что-то умею, что-то – нет.
Сыграла мать Кендарат в «молодом Волкодаве». Я там на ослике езжу. По книге Кендарат старая, но решили такую сделать, как я, переписали сценарий. Я там и дралась, и летала. Ребята входили в мое положение, что я играю первый раз. И в искусстве пока тупа, как дерево.
Мне понравилось сниматься, но чтобы этим заниматься – надо делать портфолио, возиться. А времени нет.
Иногда я начинаю халтурить, просто валяюсь в своей постели. И хорошо, чтобы собаки в это время не колбасили. И не приставал Кантемиров, что ему что-то срочно надо.
Пусть у меня в комнате будет бардак – я лучше посплю до завтрашнего дня. А завтра снова бегу выпускать коз, даю им водички, дою, кормлю кур, чашку кофе – и на конюшню. Собак воспитывать надо, у Махурки щенки скоро будут. Это значит – «детскую» нужно делать. И пойдет - бессонные ночи, кормежка. Когда они всей толпой бегут, собаки, щенки – это кантемировская «мафия». Черная.
-Но как вы освоились с лошадьми?
-Сперва даже заходить к ним боялась – мандраж начинался. Каждый день спрашивала себя: «Зачем мне все это надо?» Потом смотрю, – руки на месте, пальцы уже никто не вышибает.
Дедушка научил меня плести волчатки. Я ему советую иногда, как лучше сделать. Он долго не хочет соглашаться. Потом говорит: «Да, Наталья Борисовна, вы были правы. Как я привык – уже устарело». Он не упертый.
Единственное, чего я не могу – не торопиться.
-Наталья, а когда снимали фильм «Возвращение Странника» - правда, так было? Вы выступаете, там все так талантливо, так тонко…А публика занята своими делами – голов не поворачивает…
-Москвичам сейчас не столь важно, что происходит перед ними. Важнее то, кто придет? Кто тут будет? Путин, Лужков… А остальное им по барабану…
Сидят они себе за столиками, нарядные такие, а мимо кантемировцы носятся.
Но дети…Дети были в восторге. Самая благодарная публика. Они думают, как я когда-то, что мы «неземные жители».
Идея конного театра, чем хороша? Тем, что это место наше будет. Не получится, как в варьете, когда пьют, курят, а девчонки перед залом - топлесс… Именно к нам будут приходить, нас смотреть.
Было бы здорово, если бы Кантемиров вышел в свой манеж… Он его ждет двадцать лет. Это очень долго – могут и руки опуститься.
За то, что Клименко эту идею пробивает,– ему при жизни надо нерукотворный памятник ставить. Урвать кусок земли и построить здесь что-то – это такой подвиг! Здесь же за дачи убивают. А манеж, театр…
Если это будет - это будет сказочно.
-Вы больше ни на кого не смотрите, как на небожителей?
- Теперь я могу смотреть только с уважением. Когда к нам приезжал Лев Дуров – я на него так смотрела. Это потрясающий человек, потрясающий рассказчик. И простой, такой простой…
Хорошо, когда встречаешь тех, кто смог добиться признания – и в них сохранилось человеческое.
-К вам ведь сюда приезжают очень часто?
-Часто, (Наташа кивает) у Алибековича много друзей. И все считают долгом - познакомить его со своими друзьями. Плохие люди едут, которым надо имя: « Мы вам то-то и то-то сделаем, а вы нам – имя Кантемирова». Такие появляются и уходят, и следа не оставляют. Скверному человеку здесь некомфортно.
У осетин есть тост, вы еще услышите: «Пусть порог вашего дома переступит только добрый человек, а плохой останется за порогом».
Не люблю, когда едут такие, которые чуть не открытым текстом говорят: «Давайте нам поляну, ублажайте нас»…
Один раз приехали ночью, привезли девок. Смотреть живого Кантемирова. Мухтарбек им - как баба ряженая. Дедушка стоит, такой растерянный.
Вспоминаю, что и Костя Ежков рассказывал то же самое: « Один «друг» привез своих знакомых, те – своих. И начинаются поездки – знакомиться с Мухтарбеком, как со свадебным генералом.
Гости приезжают, привозят водку, коньяк – и даже не понимают, что человеку элементарно не до них. У него другие заботы.
Он не должен сидеть с ними, заваривать им чай, и делать вид, что ему приятно их видеть. Мухтарбек очень сильно устает от таких гостей, которые просто валом туда ломят.
Конечно, я исключаю тех, которые действительно помогают.…Но они не являются супер-каскадерами, это люди со стороны, которым Мухтарбек стал дорог каким-то образом. И они всячески стараются ему помочь…
А остальные…
Они просто им пользуются. А он настолько хорошо воспитанный, и скромный, и интеллигентный – воспринимает это, как само собой разумеющееся. И гости воспринимают это, как должное.
Например, приходит молодой человек, его познакомили с Кантемировым, тот показал ему несколько ударов кнутом, дал метнуть свои ножи – он пометал.
И этот парень, который видел Мухтарбека один раз, возвращается к себе и говорит: «Я ученик Кантемирова». На каком основании? Просто потому, что знаком с ним?
Москва – это вообще другая планета. И москвичи – европейское уже у них мышление, у них в глазах светится слово «доллары». Они приезжают, берут у него то, что им надо, а потом сваливают. А для Мухтарбека, человека из прошлого, такой потребительский подход равносилен предательству.
Он не хочет разочаровываться в людях, не хочет этого видеть. Я вижу, что он не может на эту тему говорить, и мы с ним не разговариваем».
-Но и хороших людей очень много, - продолжает Наташа. - Вот Лена с Юрой, их сынок… Когда здесь живут друзья - и мне веселее. Одной тоже скучно.
И у них знакомых столько! Они и нам помогают. Хотя бы эти травмы, полученные от лошадей.
Артисты ведь не любят ходить по больницам. Только когда в загибульку – идешь. А у Юры знакомый доктор в Склифе. Он нас с Леной к нему возил, когда понадобилось. Так легче, чувствуешь, что ты защищена, что в трудную минуту тебе придут на помощь. Мне здесь хорошо.
А Америка, память о «волшебной яме», моя ностальгия – это долго оставалось в душе. Может, если верить в прошлую жизнь – это была моя родина?
Иногда чувствуешь, что-то надо сделать – несомненно. Я была совсем маленькая, мы пришли в гости к маминой подруге. А у меня была игрушечная собачка, я ее там оставила. Мне тридцать три года, а я этот случай помню.
Проснулась, понимаю, моей собаке плохо и одиноко. Ее надо забрать. И я после садика пошла за ней. А там столько кварталов нужно пройти! Как я дошла? Как нашла подъезд? И ведь сразу пошла к знакомой квартире.
Открыла знакомая:
-Ты что, Наташа?
-Я за собачкой.
-А где твоя мама?
-Мама сейчас придет.
И через полчаса мама стояла у двери.
-Мне сказали, что тебя забрали. Но как ты сюда добралась?!
После этого я очень хорошо ориентировалась в пространстве. Даже в Брянских лесах, близ деревни, где жила бабушка, не боялась заблудиться, как будто компас держала в голове.
Дочь моя – полная противоположность мне, абсолютно не ориентируется. Когда приезжаешь в Магнитогорск – сто раз ей покажешь, где дом бабушки. И не помнит. Когда я была в цирке, то мучилась, что Юлька на попечении у родственников. Но пока она жила у моей мамы, училась очень хорошо. А потом я ее забрала. Пошел второй, третий класс, и я поняла, что она ничего не знает. Приезжаешь в новый город, ведешь ее в школу - учится и учится. Она же тихая, поведение хорошее – ей ставят тройки, четверки.
Когда я приехала сюда и поставила в вагончике свой чемоданчик, я поняла – все, сюда я привезу Юльку. Желанием быть в цирке она не страдает. У нее еще детские пока мечты. Быть следователем, «агентом». Я даже не знаю, что такое агент. Но я наблюдаю за детьми – актерскими, режиссерскими. И вижу, Юлька - хорошая девчонка. Самостоятельная, интересная очень. Она хорошая – и не потому, что моя дочь.
***
Мухтарбек вернулся, Наташа привезла его от метро поздним вечером.
Олигарх задержался, пришлось его ждать, а из-за этого полетели по времени все процедуры. Стэком олигарх долго восхищался. Мухтарбек передает разговор:
-«Сколько я вам должен? Это произведение искусства…»
-Да какое произведение, - говорю, - нормальная работа. Подарок ребенку.
Ему не может быть удобно – назвать цену. Он расскажет, как спрашивал у иностранцев, пришедших в восторг от его седел.
-Две тысячи…не слишком дорого для вас?
Его толкали в бок:
-Да у них на родине такие пять стоят…
Поздний вечер, он, конечно, измучен. И среди дня бывают минуты, когда он борется с тяжелой усталостью, когда хоть ненадолго – приклонить бы голову. Но чаще всего не удается – гости, работа.
А теперь одиннадцатый час.
Мы ждали, мы накрыли ужин и без него не садимся.
-Ну, накладывай, Наталья, циркачка.
И после паузы, искренне:
- Хорошо иногда от души поесть. Господи, как же хорошо…
-Правильно, - говорит Наталья, - а то бубнил всю дорогу про картошку фри.
-И салат приготовили…
Он гордится каждым – объездил ли лошадь, снялся в фильме или приготовил вкусно. Все это сразу дает ощущение семьи.
И уже совсем перед тем, как идти спать, все мы сидим у дома, во тьме ночи, под звездным небом.
-Как твое отчество?- спрашивает Мухтарбек.
-Николаевна.
-У меня жена тоже Николаевна. А папа ее – Николай Журавлев, на войне пропал без вести. Ее мама воспитывала. Там польская кровь, французская – красивая женщина. Она всегда говорила:
-Мишенька, я тебя люблю больше чем дочь…
Он помнит, кто отнесся к нему по-доброму, ласково. И ценит это, и не устает об этом вспоминать.
-И был я однажды на гастролях в Питере. Отдельную квартиру цирк мне снимал – народный артист. А у хозяйки библиотека. Беру с полки книжицу случайно – тонкую такую, открываю: «Мы с Николаем Журавлевым пошли в разведку…». Звоню на другой день Люде:
-Я нашел твоего отца, говорю, - постараюсь привезти книгу.
А ее маме накануне сон снился. И она сказала:
-Людочка, Миша знает, где похоронен папа…
Юра выходит из дома с сотовым в руке.
-Поблагодари Вадима – это он салат привез..
-Да-да, давай телефон.
Забыть поблагодарить нельзя, невозможно.
-Завтра олигарх приедет, - сообщает Мухтарбек, - очень мудрого человека привезет.
-Зачем нам та мудрость, - басит Юра, - наша мудрость – вот она сидит.
-Лучше б олигарх денег привез, - откликается Лена.
-А во сколько приедут мудрец с олигархом? Нам же ехать...
Вся компания собирается на «Эквирос» - конную выставку.
Завтра трудный день. Здесь всегда устают до того, что только бы голову на подушку.
Тихо-тихо в Новогорске. Ночь. И ничто, кроме переступа копыт, еле слышного сонного ржания, этой тишины не нарушит. И не верится, что рядом не знающий сна гигант – Москва.
(Продолжение следует)
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: