16 марта 2010 13:56
Автор: Галина Клименко (г. Самара)
Шершунчик
В мае мужа пригласили на «поэтическую весну» в Жигулевск - маленький, зеленый городок рядом с Тольятти. Как правило, я не езжу с мужем по его мероприятиям, а тут, можно сказать, сама напросилась – в этот городок меня распределили после института, здесь когда-то жили три моих мушкетера, и, самое главное, это был родной город Шершунчика.
Сижу в небольшом зале и всматриваюсь в лица окружающих. Более тридцати лет прошли с тех пор, как я жила здесь около года, и надо же, нет-нет, да и натыкаюсь на знакомые лица – постаревшие, с трудом узнаваемые.
На сцену чередой выходят местные поэты, читают свои стихи, а я не могу отделаться от какого-то неясного предчувствия – вот-вот должно что-то произойти. Волнение все нарастает, я кручу головой, пытаясь угадать, что же сейчас будет. Предполагаю, что встречу здесь тех, с кем вместе работала в центральной библиотеке.
Ведущая широко улыбается и кивает кому-то в зале. На сцену вплывает пышная, коротко стриженная белокурая женщина в шелковом сиреневом костюме. Она медленно по-королевски поворачивается к публике, улыбается, по кошачьи сощурив глаза, и на щеках тут же появляются неповторимые ямочки… Сердце мое грохочет у самого горла – передо мной стоит Шершунчик – дорогая моя, родная моя подружка - частичка моя, душа моя!
На самом деле, ее звали Сашенька. Она поступила на бибфак института культуры с первого раза, сразу после школы - девочка с серо-голубыми глазами, с густой гривой длинных вьющихся светлых волос. Была она довольно плотная, однако ее нежное придыхание в голосе и кошачья грация чудесным образом создавали впечатление мягкости и легкости. Сходство с кошечкой было особенно заметно, когда она улыбалась одними глазами, или прищуривалась. Однако больше всего располагали к себе ее чудные ямочки на щеках. Смеялась она искренне и заразительно, иногда прямо-таки заходилась смехом, хотя сразу нельзя было понять то ли это приступ удушья, то ли смех, потому что она лишь издавала какой-то тихий писк. Чихала она тоже по особенному – просто говорила «апчхи», тихонько так, спокойно – апчхи. Это был милейший ребенок без всякого девичьего кокетства. Помню, однажды в самом начале учебы, на первом курсе она пришла в каком-то детском голубеньком платьице и на удивленный вопрос острых на язык сокурсниц, пожав плечами, простодушно ответила: «Мама сказала, что надо быстренько доносить и выбросить. Вот – донашиваю».
Она легко со всеми перезнакомилась и вошла в группировку «кальмаров». Были эти «кальмары» абсолютно безобидны, добродушны, трудолюбивы, и, как могли, поддерживали друг друга в суровом общежитском быте. Иногда я им даже завидовала: хорошо у них там, в общежитии, весело. Хотя, как выяснилось позже, не так уж там было весело тянуть от стипендии к стипендии, питаться всухомятку, спать в полглаза. Они завидовали нам, городским, живущим под родительским крылышком.
Как к ней намертво приклеилось это странное прозвище Шершунчик, точно уже никто не помнит. Был когда-то такой детский анекдот: что-то шуршит в чемодане. Что это? - Шершунчик. Открывают чемодан, а там и впрямь шершунчик.
На занятиях мы всегда ставили перед собой портфели и во время особо скучных лекций занимались за ними своими делами. Наверное, Сашенька шуршала в своей «норке» слишком самозабвенно.
Поначалу я практически не пересекалась с тихими, чинными «кальмарами» – до той поры, пока нас не направили на первую длительную летнюю практику в Астрахань. Компания собралась солидная: «кальмары», «мамонты» (три наши самые высокие и крупные барышни) и я, бродяга, – всего восемь девиц.
Ехали поездом в битком набитом вагоне, но весело. Почти все время раздавался своеобразный Сашенькин писк, то бишь смех. Угомонились далеко за полночь, напоминая друг дружке, что завтра ранехонько у нас пересадка на станции Урбах - не проспать бы.
Утром еле встали. Сашенька сладко потягивалась, но открывать глаза не спешила. Наконец, кое-как привели себя в порядок и сели пить чай. Поезд еле тащился еще пару минут, а потом и вовсе остановился. За окном была выжженная солнцем степь. Мимо прошмыгнула проводница, и мы едва успели спросить, когда же будет Урбах. Женщина вытаращила на нас рыбьи глаза и истерично завопила: «Так вот же она! Стоим уже! Батюшки, а вы и белье еще не сдали!».
Мы заметались по вагону, сдавая белье, и покидав в сумки вещи, как горох посыпались на улицу. Последней выкатилась, держа в руках чашку с горячим чаем, Сашенька. Все дружно засмеялись, а она невозмутимо объяснила: «Мне мама велела с утра что-нибудь перекусывать и обязательно с чаем, чтобы не испортить желудок».
Только теперь мы огляделись. Кроме маленькой выщербленной платформы, покосившейся хибары с вывеской «Урбах» вокруг ничего не было – только голая, пыльная, иссушенная ветром степь. В тенечке перед зданием сидели какие-то экзотические мешочники: круглолицые женщины в больших платках, мужчины с почерневшими от ветра и загара лицами и пара коз. По платформе важно прохаживались несколько «детей гор» - мужчин разного возраста, но в практически одинаковых бабайках, или, как их еще называли – аэродромах, из-под козырьков которых торчали орлиные носы и любовно ухоженные усы. Видимо ходили они так уже давненько, подустали, потому что вскинулись, было, при виде молоденьких хорошеньких девушек, но тут же и сникли.
Мы с ужасом смотрели на эту забытую богом дыру и боялись представить, что нам придется провести здесь более шести часов до следующего поезда.
Чего мы только не делали, чтобы не умереть от скуки: и пели, и танцевали, и стихи про станцию Урбах сочиняли, и талии, у кого тоньше, замеряли. В конце концов, мы перезнакомились со всеми временными обитателями полустанка, включая коз. Так что, когда, наконец, опоздав еще на пару часов, долгожданный поезд показался на горизонте, а затем еле подполз к платформе, нас провожала, можно сказать, вся станция. Женщины-казашки махали руками, старики кивали головами, а «горные орлы» посылали воздушные поцелуи. Даже козы что-то проблеяли вдогонку.
Поселили нас в самом центре города, в общежитии обкома партии. Никаких особых номенклатурных излишеств там не было – обычное заведение, может, немного опрятнее. Напротив располагалось общежитие пединститута, откуда доносились веселые песни, смех или просто музыка.
Моей соседкой по комнате стала Сашенька.
Самое большое впечатление на первых порах на меня произвело то, как она спит. Милым ребенком она засыпала, подложив ладошки под щеку. Потом начиналось нечто невообразимое: то каким-то непостижимым образом ее ноги оказывались в вертикальном положении на стене, то она пыталась примоститься поперек кровати, то спала сидя на коленях и уткнувшись лицом в подушку. Не сон, а какая-то фантастическая гимнастика.
В первый же день нашей практики она таким же образом успела поразить сотрудников и посетителей центральной библиотеки пустяшной выходкой. Во время обеденного перерыва, стоя между стеллажами, мы весело изображали канкан, соревнуясь, кто выше взмахнет ногой. Напоследок Сашенька, опираясь на полки, сделала великолепную ласточку. Веселясь, мы не заметили, что обед закончился. В зал вошли читатели и первое, что они увидели, это замершую в «полете» Сашеньку.
Вечером все девчонки с азартом принялись «ухаживать за лицом». В ход пошли ягоды, кефир, сметана, яйца. Я намазала лицо сметаной и села у открытого окна. Неожиданно снизу раздался удивленный возглас, а затем легкий свит. Выглянув на улицу, я увидела прямо под нашими окнами на лавочке нескольких ребят. Они, задрав головы, с удивлением смотрели на наш третий этаж.
-Откуда вы, девчонки?
- Из Самары, - донеслось из соседнего окна. Ребята захихикали: - А что это у вас лица такие красные? В Самаре теперь так модно?
Понятно, в соседней комнате девочки намазались ягодами. Тут к окну подплыла Сашенька с кефирной маской и с любопытством выглянула. Внизу раздался уже откровенный смех: - А соседки в погребе долго жили или в привидение играют? Умой личико, Гюльчатай!
Это уже про нас.
Я спросила: - А сами–то вы откуда, остряки?
Ребята были нашими соседями из общежития напротив, студенты пединститута. Не зная, как продолжить знакомство, они неуклюже начали предлагать всевозможную помощь, если вдруг потребуется. Я вспомнила о наших ножах, которые мы безуспешно пытались поточить на крылечке.
-Ножи точите?
-Точим-точим, - радостно залопотали ребята.
Я собрала все ножи, какие были у девчонок, и выбросила им из окна.
-Когда вернете?
-Э-э, нет, за ножами - в гости к нам, - засмеялись ребята, собрали ножи и ушли к себе.
От девчонок мне здорово попало – остались без единого режущего предмета. Хором стали выпроваживать меня к соседям: сама заварила кашу, сама и расхлебывай. Пришлось идти. Мальчишки встретили меня как родную. Усадили за стол и сказали, что не отпустят, пока не угостят. Я поинтересовалась:
- Вы ножи-то наточили?
Симпатичный чеченец щелкнул пальцами:
- Обижаешь, красавица. Как не наточили, конечно, наточили!
Он картинно схватил наш кухонный ножик и завертел им как кинжалом.
Тут, улыбаясь, подошел молоденький казах и поставил на стол большую миску с чем-то черным.
Я смотрела и не верила своим глазам – этот тазик почти до краев был заполнен черной икрой!
Ребята нарезали овощей, хлеба и сели рядом.
-Угощайся, - казах протянул мне большую ложку.
Вот так, в самом прямом смысле слова, я ела черную икру большой ложкой из тазика.
Ребята рассказывали о себе, кто - откуда, чем занимаются. Компания была интернациональная: чеченец, два казаха, русские, украинцы – все студенты, будущие педагоги.
Наконец, я засобиралась домой. Выйдя на улицу, я увидела летящую навстречу мне Сашеньку. За ней трусили «мамонты». Шершунчик резко затормозила:
- С тобой все в порядке?! Я так волновалась! Мы уже пошли тебя выручать.
Милая моя Сашенька! Услышав это, я тут же представила себе свою бабушку с ее постоянными переживаниями. Ну что ж, и здесь я буду под приглядом.
Астрахань нам понравилась. К нашему удивлению, мы заметили, что здесь все какое-то крупное: Волга широченная, звезды на небе – как блюдца, насекомые – как после атомного взрыва: если комар, так настоящий комарище, если муха, то летающий танк, а уж майский жук, тот вообще настоящий монстр из фильма ужасов.
Как-то мы возвращались из театра. Ночь была на удивление теплой и ясной. Над головой громко жужжали эти самые майские жуки. Их было невероятно много. Я не припомню, чтобы видела их, особенно в таком количестве, у нас в Самаре. Вот на Украине они были неотъемлемой частичкой моего детства.
И надо же мне было поймать одного жука и поднести к Сашеньке, чтобы показать эту прелесть поближе. Как только Саша увидела перед собой насекомое, она с диким воплем, в слезах бросилась на дорогу и понеслась прямо по проезжей части, как будто за ней гнался маньяк. Мы с трудом догнали ее и еле успокоили – ее еще долго пробирала нервная дрожь. Оказалось, что наш милый сердобольный Шершунчик, которая постоянно приходила на помощь, когда требовались хоть какие-то медицинские знания, которая совсем не боялась крови, приходит в ужас от вида любых насекомых.
Она вообще была очень впечатлительна и романтична. Могла несколько дней быть под впечатлением увиденного, услышанного, прочитанного, что-то обдумывать, переживать. Одно неосторожное слово могло привести ее к приступу меланхолии. Тогда она становилась молчаливой и серьезной. Порой она сама тяготилась переменчивостью своего характера и иногда даже извинялась за это. Думаю, ей было комфортно со мной, поскольку мой авантюризм и жажда приключений практически не давали ей возможности погрустить или впасть в уныние.
Я же была благодарна ей за участие, за простые, но такие необходимые в жизни подсказки. Помню, там же, на практике, мне надо было написать доклад о книге. Я, не особо утруждаясь, быстренько накропала что-то в духе партийных передовиц. Сашенька вздохнула и мягко с грустью сказала:
-Да, это тоже вариант… Но я бы не так написала, ведь это же о Книге…
И я взглянула на это все совершенно другими глазами. Меня как будто прорвало: и наскальные надписи, и первые папирусы, и прикосновение к знаниям, и ученая Гипатия, и костры инквизиции, и тайные опыты Жиля де Реза, извечная борьба добра и зла и еще много-много всего…
Прочитав, Сашенька улыбнулась:
- Здорово. Я бы так не написала…
Сама она писала отлично, так что после такой оценки у меня буквально вырастали крылья.
Она как-то по-особому смотрела на мир, видела в нем что-то свое. Иногда это доходило и вовсе до смешного.
Воскресным вечером идем по астраханской набережной. Шершунчик в новом сарафане с полностью открытой спиной, я в любимой юбке до пят. Непривычное зрелище для простого люда. Казахи что-то лопочут, покачивают головами. Один тихонько приближается и кладет ладонь на Сашкину спину. Она, как ошпаренная, изгибается и уже готова мчаться сломя голову домой. И вдруг замирает на месте. Смотрит в густые заросли сирени:
- Галя, смотри! Мужик из кустов выглядывает - так на Горького похож!
Подходим ближе. Действительно, из кустов на нас смотрит Горький – только не настоящий, а памятник. Сашенька издает свой традиционный писк:
-А ведь я действительно приняла его за живого.
Подобный случай был у нас, когда мы были на практике в Ульяновске.
Сидим на скамеечке в скверике Карамзина с тыльной стороны памятника, который уже обошли кругом. Шершунчик долго задумчиво смотрит на него и вдруг говорит:
- Ну, то, что Карамзин с лирой – понятно, но почему он с голой пяткой?
У меня легкий шок. Я, еле сдерживаясь, спрашиваю:
-Ты серьезно!
Она недоуменно пожимает плечами:
-Да вот же – пятка торчит.
Я громко хохочу:
-Ну, ты даешь, Шершун! Это же не Карамзин, а Муза! Это ее пятка. И лира тоже ее.
Саша складывается пополам и снова тихо пищит.
Отработав днем в библиотеке, мы всей ватагой с удовольствием гуляем по городу, с интересом наблюдаем за его жизнью. Я, как всегда, иду впереди, хотя и пытаюсь притормаживать, чтобы не убегать далеко от чинно вышагивающих сзади девчонок. Навстречу идет с приятелем молодой врач, к которому мне пришлось обращаться в поликлинике. Как воспитанная девочка, я здороваюсь и прохожу мимо. Молодые люди хором отвечают. Вечером Шершунчик с придыханием, почти шепотом рассказывает, как ребята вместе оглянулись и долго смотрели мне вслед, а девчонки все видели и при этом охали и ахали.
В этот же вечер у нашей поэтессы Галки случилась истерика. Она рыдала в соседней комнате, «кальмары» и «мамонты» безуспешно пытались ее успокоить. Меня к страдалице почему-то не пустили, что было очень обидно. Когда Галка, наконец, успокоилась, Шершунчик вернулась в комнату и с ходу стала извиняться:
- Ты не обижайся. Она такая несчастная. Прямо как в фильме «Девчата», помнишь? Галка тебе сильно позавидовала, мол, ты такая красивая, эффектная, на тебя на улице оглядываются, а на нее никто не смотрит. Но ты не обращай внимания, это пройдет. Ты же ни в чем не виновата. Галка сама это прекрасно понимает.
Ее мягкий голос успокаивал, убаюкивал, и вспыхнувшее было чувство обиды, тут же погасло.
Однако гулять большой толпой мне больше не хотелось. Гораздо интереснее нам было бродить по Астрахани вдвоем. Сашенька как зачарованная замирала возле больших емкостей с живой рыбой, которую можно было тут же выбрать и купить, подолгу рассматривала какой-нибудь необыкновенный цветок на клумбе, а на набережной часами смотрела на Волгу, думала о чем-то своем и загадочно улыбалась.
Однажды, гуляя по вечернему городу, мы зашли в кафе, где к нам подсели два молодых человека. Слово за слово, мы познакомились. Сашенька была все так же загадочна и романтична. После пары часов беседы ребята предложили нам завтра продолжить знакомство и объявили, что нас ждет приятный сюрприз. Было только одно условие – встать рано и взять купальники.
Встали мы чуть ли не на рассвете, недоумевая и ворча, отчего же это нам надо собираться в такую рань. Больше часа мы приводили себя в порядок и наводили марафет. Наконец, взглянули друг на друга и остались довольны – прически, макияж, легкие платьица – не девочки, а конфетки. Правда, на встречу мы опоздали, по меньшей мере, на час. Ребята дружно открыли рты и хором спросили:
-А куда это вы собрались такие нарядные?
На что я с вызовом отпарировала:
- Так это же ваш сюрприз! А мы должны быть на высоте в любой ситуации.
Ребята озадаченно почесали затылки, заулыбались и повели нас к лодочной стоянке. Нам не терпелось узнать, куда же мы направляемся, но они дали понять, что всему свое время.
Мы сели в катер, взревел мотор, и мы устремились на водный простор.
Утро было ослепительно солнечным, ярким, ароматным. Впереди река становилась все больше, а потом начала делиться, омывая все новые и новые острова. Это была дельта Волги. Красота необыкновенная! Мы неслись по светящимся в утреннем солнце волнам и буквально задыхались от восторга. Наконец катер сбавил скорость и причалил к одному из островов.
Мы попали в настоящую сказку! У самой воды золотился чистый песок, окаймленный невысокими ивовыми зарослями, чуть дальше шумели довольно высокие деревья, а за ними светился изумрудным блеском заливной луг, в центре которого колыхались какие-то большие желтые цветы. Мы просто ошалели от этого великолепия – завизжали от радости и как щенята запрыгали.
Ребята тут же стали мастерить костерок и как заправские кулинары занялись приготовлением обеда. Нас они великодушно отправили отдыхать. Пока они варили уху и пекли припасенную заранее рыбу, мы обошли этот необитаемый остров, убедились, что соседние острова тоже пустынны и почувствовали себя настоящими робинзонами.
Нас буквально распирало от счастья и восторга. Сбежав к воде, хлопая в ладоши и издавая нечто слабо напоминающее музыкальный мотив, мы стали вытанцовывать что-то дикарское, стоя друг перед дружкой и одновременно делая одинаковые движения, как в зеркале.
Из травы высунулись две головы – ребята не выдержали и тайком приползли посмотреть на двух разошедшихся барышень, с которых слетел налет чопорности, и которые превратились в диких обезьянок.
Не выдержав, мальчишки сбежали к нам на берег, и вот уже вчетвером мы стали сотрясать остров своими плясками. Наконец, немного угомонившись, мы разбрелись - ребята вернулись к своим занятиям, я плескалась у берега, безуспешно пытаясь в очередной раз научиться плавать, а Сашенька пошла в центр острова, чтобы полюбоваться цветами. Потом она, к моему удивлению, совершенно не опасаясь разглядывала шмелей, ползущих по траве насекомых и даже позволила какой-то букахе проползти по ее руке.
Пригревшись на песке, я незаметно задремала, а когда проснулась, увидела, как Шершунчик шальным бомбовозиком носится по берегу взад-вперед. Глаза ее были закрыты, руки раскинуты как будто в полете, а на лице разлито полное блаженство. Ф-р-р – в одну сторону, ф-р-р – в другую. Ребята, подошедшие пригласить нас к трапезе, замерли в недоумении - детский сад на выезде.
Они накормили нас отменной ухой, мы за обе щеки уминали запеченную рыбу и блаженно тянули домашний компот из свежих ягод. Райское наслаждение на райском острове.
Сашенька промурлыкала слова благодарности нашим спутникам, а потом предложила:
- А давайте назовем этот остров Островом Любви.
- Может дружбы?
- Нет-нет, именно Любви. Здесь пробуждаются такие необыкновенные чувства. Здесь все видится таким прекрасным: и Волга, и острова, и небо, и воздух… И хочется жить, радоваться, мечтать.
Мы, конечно, согласились.
Сидя у погасшего костра, глядя на божественную красоту, окружающую нас, мы притихли. Слова казались лишними в этой звонкой тишине, прерываемой только шелестом зелени и мягким шуршанием волн.
Как хорошо, что тогда «у нас в стране секса не было». В душе покоилось чистое, нежное трепетное чувство любви ко всему живущему, окружающему нас, дающему нам возможность ощутить себя частицей могучего великолепия живой природы.
С грустью и благодарностью мы простились с нашим дивным островом. Даже отчаливали совсем тихо, как будто боялись нарушить его спокойствие.
Уже несясь по необъятному простору, мы долго смотрели с моим спутником на исчезающую за горизонтом темную полоску, потом разом вздохнули, посмотрели друг на друга, улыбнулись и первый раз нежно поцеловались.
Открыв глаза, я в ужасе завизжала – на переднем сидении тоже целовались, а катер стремительно летел наперерез медленно плывущей барже. Буквально в последний момент нам удалось уйти от столкновения. Мы вздохнули с облегчением, а Сашенька сказала:
- Остров нас проучил. Не надо было делать лишних движений.
Возможно, она была права.
А ребята, прощаясь, искренне удивлялись:
- Так мы еще не отдыхали. Здорово!
Я до сих пор с благодарностью вспоминаю этих отличных парней, настоящих волжан, подаривших нам Остров Любви.
…Мы стоим у окна и наперебой вспоминаем нашу беспокойную счастливую студенческую жизнь, наше житье-бытье в Жигулевске. Я смотрю, как Шершунчик улыбается и вокруг глаз, которые светятся все теми же молодыми искорками, собираются морщинки, как она, вспомнив что-то, грустнеет, и появляется знакомое до боли выражение отрешенности и растерянности. Все та же Сашенька… Жизнь щедро одарила каждую из нас и счастьем, и горем, время протоптало на лицах свои тропочки, но души наши по-прежнему молоды и азартны.
Сашенька вздыхает, потом улыбается:
- Галка, милая моя, как много доброго, мудрого ты напомнила мне, утешила, утишила боль души…
-Я верю в чудеса, в полосатость жизни, в испытания… Раз нам не дано быть «у кормушки», значит у нас другой «корм». Мы не оказались в числе «поцелованных богом в темечко», но все меняется – всегда впереди есть неожиданный поворот, надо только дойти до него. А там, глядишь, может оказаться то, на что уже и не надеешься.
-Ты права, не может быть все время плохо, значит, впереди белая полоса, - будем надеяться!
- Конечно, будем! И помни, Сашенька, не каждому дано открыть свой остров. А у нас он есть!
Сашенька обнимает меня:
-Галка, бродяга, ты все такая же! Спасибо тебе… Это замечательно: место встречи – Остров Любви!
Комментарий:
"Выражаю искреннее восхищение автору - без всякого сомнения, талантливому мастеру слова, внимательной, тонкой натуре, умеющей выразить точно и образно мысли, чувства, их самые сложные оттенки и "полутона"... Чувство юмора - тоже утончённое, если можно так сказать - изящное, но и вместе с тем яркое, щедрое, доброе! Видела бы Галина меня в момент прочтения рассказа! Я не смеялась так очень-очень давно, как раз с тех самых, описанных студенческих незабываемых лет... Здесь уместно было бы привести авторскую цитату: "Сашенька вдруг сложилась пополам и издавала только тихий жалобный писк, похожий на птичий..." Посетители моей литературной гостиной с недоумением наблюдали, как хозяйка буквально "умирала от смеха", но догадывались об этом не сразу, озадаченно спрашивали с тревогой в голосе: "Александра Владимировна, с Вами всё в порядке?" В порядке! Всё замечательно, моя дорогая Галка! Какое счастье, что ты у меня есть, что мы встретились, "нашлись" и теперь уже не потеряемся никогда! Спасибо тебе! За память о юности, за дружбу и верность, за пример редкого женского мужества в твоей непростой жизни, которая была уже потом, после окончания института и счастливого нашего студенчества. За смех и за печаль, за тихое "прощай..." За красоту твою и силу, за нежность и твёрдость - за всё - спасибо сердцем и рукой... обнимаю, с приветом, твой Шершун".
•
Отправить свой коментарий к материалу »
Комментарии: