Затмение солнца и память детства : [an error occurred while processing this directive] <div id=page> <h1><a href='/litera/public/index.shtml'>Публицистика</a> » <a href='/litera/public/46474/index.shtml'>Антонина Шнайдер-Стремякова</a></h1> <span class="date"><span>19 марта 2010 07:32</span></span> <h3><i>Автор:</i> Антонина Шнайдер-Стремякова (г. Берлин, Германия)</h3> <h2>Затмение солнца и память детства</h2> <P>(из очерка «Алтай – Барнаул»)</P> <P>1 августа 2008-го. Пятница. На стареньком междугородном автобусе уезжала я из Степного Кучука, села детства, где гостила у двоюродных братьев и сестёр. Когда-то здесь общались исключительно на суржике, смеси русского, украинского, белорусского и немецкого – теперь разговаривали на языке преимущественно русском. И, на удивление, почти грамотно. </P> <P>Во второй половине дня, времени полного солнечного затмения, когда ещё ярко и жарко светило солнце, выходили мы в Барнауле из автобуса, вяло поглядывая на небо. Прозрачный воздух начинал неестественно тускнеть и синеть – эпохальное сумеречное действо продвигалось к своей кульминационой фазе. </P> <P>Во тьме, что длилась ровно 2 минуты 15 секунд, слабо различались людские контуры, зато ярче проступало то, что выцарапала детская и теперь уже взрослая память. </P> <P>Весна 1952 года. Во время такого же «действа» ученики на спиртовках в комнате уборщицы коптили обыкновенные стёкла и выбегали раздетые на школьное крыльцо посмотреть на невиданное чудо. И когда паршивая зазнайка Луна начала загораживать Солнце, символ жизни, света и тепла, казалось, наступает конец света. Пастух гнал стадо в полной почти темноте, испуганные коровы бешено мычали, широко раскрывая пасти, овцы блеяли, кошки мяукали. Эти мычания, блеяния, ржания и мяуканья усиливали эффект жуткости, побуждая не думать, но чувствовать и ощущать! И мы ощущали. Каждой клеточкой. Бесконечный космос предупреждал и предостерегал… «Как плохо без солнца», – сказал кто-то с грустью. «Конечно», – в тон ему отозвался учитель.</P> <P>В городе затмение воспринималось совсем по-другому. Прохожие смотрели на Солнце в тёмных очках. Никаких животных, реакция которых была тогда для нас так важна, – даже собаки ни у кого не оказалось. И когда Солнце превратилось в тёмный глазной зрачок с белыми склерами, народ на улицах закричал «ура». «Склеры» оберегали свет от полного мрака, чему кричали – тьме? Или кричать «ура» всему новому, необычному, непонятному закономерно? Если это хотя бы даже и тьма?! </P> <P>Кинолента памяти задержалась на последней неделе, когда, изголодавшись по знакомым местам, я носилась по селу.</P> <P>Домишки тех ещё лет, сороковых-пятидесятых... Стоят в большинстве пустые и, как старушки, косые, чёрные, в морщинках – досыпают... Рядом с ними контрастно смотрятся богатые дома с большими окнами и закрытыми от глаз крашеными заборами. Поблёскивая свежим лаком, красуется узорчатый балкон, к нему со двора ведёт мощная, покрытая свежим лаком лестница. </P> <P>К домику детства, к дороге, в травах-муравах, спешу я и едва не сталкиваюсь с жирным, важным индюком. Задрав верблюжью голову, он красно взирает на незнакомку.</P> <P>А вот и он, наш домик, – с замком на дверях... Нежилой, с вынутой в сенцах «шибочкой», он всё так же, как и когда-то, сиротливо стоит в стороне. Здесь, видимо, укрываются пьяницы или влюблённые: на подоконнике – пластмассовая бутылка из-под воды, на полу – из-под водки, на железной кровати – какие-то тряпки. «Грубка» завалилась... Большой огород зарос... Кусты крыжовника исчезли...</P> <P>Гляжу через стёклышки, оживляю память... </P> <P>Обошла несколько раз двор, до боли, судорог, мурашек знакомый и незнакомый... Дорога в степь за коровьими лепёшками «заколодела»-«замуравела», и я отправилась в противоположный конец, всё по той же песчаной дороге, родной и знакомо-милой... </P> <P>Жизнь здесь обезлюдела – всего три дома, но добротных, новых. Вместо длинной саманной улицы, – скелеты белых стен с кирпичным и дощатым мусором, как после землетрясения. Длинная улица хранит следы живой когда-то жизни: изгороди с состарившимися деревьями, истлевшие овчины, валенки, шапки-ушанки. </P> <P>Я вернулась к своему подворью. На этой же стороне, но чуть поодаль, – древняя хибара с признаками жизни, заплатками из рубероида и клеёнки. За игрушечными стёклами (квадратиками и прямоугольниками) маленького оконца белеет проржавленный и местами порванный тюль. </P> <P>Под клёнами в таинственно-звенящей тишине сидит старушка в тёплом синем платочке и, как на тёрке, скребёт морковь остатками двух-трёх зубов.</P> <P>- Здравствуйте! </P> <P>- А-а, это ты, Маша? – слепо взглянула она. – Я у тень выйшла. На солнце дуже жарко.</P> <P>Голос звонкий, молодой.</P> <P>- Да нет, я не Маша. Можно с вами посидеть-поговорить?</P> <P>- А хто ты? Чо-то голос знакомый, а ны прызна̀ю.</P> <P>- Вы меня не знаете: я издалека.</P> <P>- Пидожды… Ты-ы… ны Элина дочка?</P> <P>По мне будто ток прошёл... «Кто? Кто? Кто?» – стучало в висках.</P> <P>- А вы её знали?</P> <P>- Ну а як же! Як же ж мини вас ны знаты? Да от же ж ваш домик стоить! Ты, мабуть, Тоня?</P> <P>- А я вас не припомню.</P> <P>- Ны знаешь Эмму Пауль? Да мэнэ вся дэрэвня знае! И даже у других колхозах!</P> <P>И я вспомнила... </P> <P>Их было два брата и две сестры. Все красивые, а остроносая Эмма, как гадкий утёнок, зато общительная, радушная и приветливая. Родители в трудармии погибли, и старшая Эмма всех выходила – женила, замуж поотдавала.</P> <P>- Мини и без любви gu-ut (хорошо), – смеялась она, смешивая русские, украинские и немецкие слова.</P> <P>Она шила, вышивала, прекрасно готовила, содержала в чистоте домик и себя. Дважды сватали её русские парни, но она им всё отказывала:</P> <P>- Ты, мабуть, хороший, раз мэнэ, некрасивую, сватаешь, но ты ЧУ-ЖОЙ. Если я за кого и выйду, то тики за своёго. С ЧУЖИМ ны хочу, а то будэмо драться – скажэшь, шо я плоха. Со своим нэ так обидно будэ.</P> <P>Лето сменялось зимами, серые зайцы становились белыми, люди рождались и умирали – одна Эмма оставалась неизменной. Аккуратистка, звонкая говорунья-щебетунья, она в колхозе ни от какой работы не отнекивалась – ни одна не казалась ей тяжёлой или позорной.</P> <P>Ей было уже тридцать, когда к ней посватался немец, сапожник из соседнего села, гармонист, красавец и бабник на весь район.</P> <P>Свадеб, что «пели и плясали», в ту пору не было. Понравятся, в сельсовете распишутся и начинали жить, семью строить.</P> <P>Эмма была счастлива. Как и положено нормальной и здоровой женщине, через девять месяцев родила сына, ещё через год – дочь. А потом по селу поползли слухи о шашнях мужа, но, оберегая любовь, Эмма всем затыкала рты:</P> <P>- Зачем говоришь? Dir ist (тебе) завыдно, шо я щаслыва. Пускай! – переходила она на русский. – Баб много, а мужиков нету. Я и поделиться могу: на мою долю хватэ! И мыни бильш нычо ны докладай. Sei ruhig! (И помалкивай!)</P> <P>Отец её детей пропадал неделями, но возвращался – опять играл, пел и веселил Эмму с детьми. </P> <P>Её счастье остановилось на шестом году их совместной жизни. Однажды зимой муж опять исчез, и только весной она прослышала, что в районном центре он сошёлся с молодой красавицей, что уже на сносях.</P> <P>Эмма нашла их дом. Рассказывали, будто беседовали они долго и тихо. Муж жалел её, но ни в какую не хотел назад, и она дала развод.</P> <P>Так с того времени одна и осталась. Вырастила сына и дочь, дала им образование.</P> <P>- Как вы, почти слепая, и – одна?! – не вытерпела я.</P> <P>- Мне помогают. Дрова заносят, топливо привозят.</P> <P>- А еду кто готовит?</P> <P>- Сама. Я даже хлеб стряпаю – на ощупь. И убираюсь – тоже на ощупь.</P> <P>В начале перестройки дети и родственники уехали в Германию, Эмма осталась. Так и живёт в глухом алтайском селе 82-летняя полуслепая немка, говорящая на том суржике, что впитала в себя с отрочества, глубоко уверовавшая, что Родину не меняют. Село на Волге, где родилась, помнит, как во сне, а в Кучуке прожила и состарилась, здесь и умереть хочет. </P> <P>Не пожелавшая с «ЧУЖИМ» строить личное счастье, она пожелала с «ЧУЖИМИ» доживать, потому что давно уяснила простую, как дважды два, истину: не этнос разъединяет людей! С этой мудростью живёт, с нею хочет и в могилу уйти.</P> <P>Земля серпасто осветлялась, а мне думалось, что никаким солнечным затмениям не затмить память детства – чувства радости, удивления, восторга или печали от встреч с малой родиной, ибо память эта зовёт нас к встречам, память эта придаёт нам силы, память эта омолаживает нас, питая энергией Земли!.. </P> <P> </P> <P> </P> <br> • <a href='/litera/article17272.shtml?57100'>Отправить свой коментарий к материалу »</a><br> <div id='addcom'><h2>Комментарии:</h2></div> </div> <div class='ender'> </div> [an error occurred while processing this directive]