13 апреля 2010 12:08
Автор: Антонина Шнайдер-Стремякова (г. Берлин, Германия)
Гримасы войны
Широко распространено мнение, что российские немцы не воевали, ибо их снимали с передовой и отправляли в трудармию. Однако так было не во всех воинских частях – многие российские немцы прошли войну, служа в пехоте и разведке.
В память об отчиме папе Лео
(Быль. Отрывок из мемуарно-автобиографической дилогии «Жизнь – что простокваша»)
* * *
…Словоохотливый папа Лео рассказывал, как воевал, как был ранен, как затем оказался в госпитале.
– Так ведь немцев на передовую не призывали! – возразила хозяйка.
– Меня призвали перед войной, а когда началась война, никого не спрашивали, кто он по национальности, – немец, поляк, узбек или казах. Приказ для всех был одинаковым – не отступать! Это потом уже вышел указ – немцев снять с передовых и отправить в тыл! Тылом же была трудармия, иначе говоря, – заключение.
– Пап, а отчего немцев сняли с передовых?
– Почём мне знать?
– Это ж, как божий день, ясно! Воевать против германца русские немцы не стали б, на его сторону перешли, – вмешалась в разговор хозяйка, завотделом пропаганды райкома партии.
– Не скажите... Мы собирались защищать Родину – республику свою!
– Но вы же родом из Германии!
– Да, предки наши – из немецких земель, но мы и наши деды уже здесь родились.
– Ну и что!
– Самые умные командиры рисковали карьерой, но оставляли у себя в роте немцев. Роты от этого только выигрывали – получали отличных переводчиков!
– Я такими фактами не владею, – усомнилась хозяйка.
– А где тебя ранило? – спросила я.
– Под Курском, из боя раненого командира выносил. Пуля навылет прошла, чуть ниже лопатки, слева. Ещё немного – и сердце б задело. В рубашке родился, но самое интересно произошло потом в госпитале.
– И что же произошло? – бабушке не терпелось.
– Могу рассказать, если хотите.
– Пап, ты сегодня наговоришь на свою голову!..
– Не бойся! – успокоила старушка. – Пусть расскажет.
И папа Лео рассказал.
– Привезли меня с командиром в госпиталь. Лежу. В палате нас четверо: выздоравливаюшший пехотинец на костылях, лётчик с перебинтованной головой (он всё бредил), молоденький солдатик без сознания и я. Пехотинец за всеми ухаживал – то воды поднесёт, то сестру позовёт, то одеяло поправит. Лётчик пришёл в себя и поинтересовался, с кем лежит. Узнал, шо я немец, и начал задираться, а однажды схватил у кровати костыль и в меня запустил. Руку ушиб.
- Не дай Бог поправлюсь, – кричал, – не жить тебе, гадина! Всё равно убью!
- Да ён наш! Командира спасал, яго и ранило, – зашишшал меня пехотинец.
- Из-за них, гадов, здоровья лишился, а теперь – с ним, мразью, в одной палате!..
- Я поправлялся. Просился в другу палату – мест не находили. Лётчик донимал и всё грозился убить. Было похоже, что он не шутит. Наведались к нему как-то однополчане и оставили нож. С этого дня лишился я сна. Засыпал днём – безопаснее было. Лётчик на поправку шёл, иногда даже медленно поднимался с постели. Недели через две я не выдержал и уснул. Ночью. Проснулся от крика – спросонья понять ничо не могу. Пехотинец кричал и звал на помошшь. Думал, шо дерутся, а когда дошло, оказалось, – меня спасают. Пехотинец у лётчика нож пытался выбить. Как только сёстры вбежали, лётчик и пырнул его.
– Как?.. В кого?..
– В подушку.
– А ты?
– Увернулся в последню секунду.
– Господи, страсти-то, страсти! – прошептала бабушка и незаметно перекрестилась, косясь на безбожную дочь, что отошла к помойному ведру.
– Тебя и после этого оставили в палате?!
– Нет, в другу перевели.
– А с лётчиком что?..
– Не знаю, больше я его не видал, а вот с пехотинцем на костылях, шо жизнь мне спас, очень хотелось бы встретиться.
* * *
9 Мая 1975 года страна праздновала тридцатилетие Победы. С завода пришёл угрюмый папа Лео, умылся и пожаловался:
- Выходит, они Ветераны, а я нет. Всех поздравляли, а я будто и не воевал.
- Радуйся, что жив и дети рядом. Такое не каждому выпадает, – успокаивает мать.
- Командира спас, чуть не погиб…
- От батя даёт! – посмеивается старший Володя.
- Ну-у, не говори – заливает!.. – в унисон ему зубоскалит и меньшой, Артур.
- Как это «заливает»?.. Вы шо – не верите, шо я воевал?
- Ты немец – не мог воевать.
- А я воевал! Даже ранение имею!
- Ну, и где оно, это твоё ранение? Где? – донимает, издеваясь, старший. – Покажи!
- И покажу! – закатывает отец рубашку. – Смотри, Артур, вишь рубец в области сердца?
- Мало ли... Может, на кол какой напоролся! – не сдаётся Володя. – Шрам ничего ещё не доказывает, ты справку о ранении покажи!
- Нет её, справки… После госпиталя в трудармию отправили – в часть не пустили.
- Вот это уже на правду похоже. А что в боях участвовал, помалкивай – засмеют, – оставил Володя издевательский тон.
- Собственные сыновья и те не верят! Да-а, обидно, – удручённо жалуется отец.
- Обидно, да не смертельно, – афористично успокаивает мать.
- Докажу, все равно докажу! Только последние цифры воинской части не помню. И в военкомате не знают…
* * *
В один их бесцветных осенних дней отработал он смену и в серой массе рабочих шагал к проходной. Вдруг мужчина рядом, как на столб наскочил, – подозрительно уставился и зашагал рядом.
Не отставая от отца, он всё продолжал его разглядывать.
- Чо разглядываешь? Я не вор какой! – не выдержал папа Лео.
- Ты – Лёнька! Угадал? – засмеялся тот.
От неожиданности отец остановился, но ответил в том же духе:
- Ну, Лёнька – и что?
- Вот это да-а! Давай у сторонку отойдём.
Кроме нескольких человек из цеха, папа Лео никого не знал, а жизнь учила быть подозрительным и недоверчивым. «Не наедине – на людях говорить надо», – решил он перестраховаться.
– А чо нам здесь стоять? За проходной и присядем, – сказал отец.
- Тут недалёко столова с буфетом, зайдём – по стопарику хлобыснём! – предложил сияющий незнакомец.
- Да ты кто такой? Откуда? Я, брат, учёный – не подъезжай! Если из КГБ, так и скажи.
- Какое КГБ? Ты чо, Лёнь? Я табе часто вспоминал. Многим про ентот случай рассказывал. Ну, присмотрись, можа, упомнишь?
Хмурое лицо отца начинало разглаживаться, схлынувшее напряжение сменялось растерянностью.
- Нет, не припомню...
Они замолчали – пора было предъявлять пропуска.
- Значить, такой... – заговорил незнакомец, пройдя вертушку, – а ты мало измянилси. Няужто ня помнишь госпиталь у Курске?
- Госпиталь?! – выдохнул отец. – Не помнить госпиталь?.. Тёмну фигуру пехотинца в ночи? И нож лётчика?!
- Ня забы-ыл! – протянул незнакомец. – А ить кабы не я, лётчик и убил бы табе. Ён всё думал, шо ты германец...
- Так это ты? Пехотинец?! – жадно разглядывал его отец, обнимая. – Господь знает, как я этого хотел! Вот и столкнул – устроил встречу.
- Пойдём у буфет, – гудел солдат, – енто дело отметить надо.
- Пойдём, а я б тебя не узнал, – и они, обнявшись, двинулись к буфету.
- Понятно, постарел...
- Да нет, и я постарел, но ты ж узнал! Я больше костыли твои запомнил – боялся, шо они в меня полетят. Да и слаб был, к лицам особо не приглядывался. Запомнил только ощущение напряжённой атмосферы и тебя, как светло пятно.
Сели за столик. Вспоминали прошлое, говорили о житье-бытье.
- Ён, лётчик, хучь и образованнай, а дурак: ня понимал разницы меж фашистами и вАмя, нашимя немцами. А ты ня обижайси, зла на ёго ня дяржи.
- Да я и не обижаюсь – понимал, шо он просто фанат безмозглый. А с тобой очень хотелось увидеться. Жизнью тебе обязан!
- Я, как увидал табе, обомлел – ну, Лёнька, и всё тут!
- Я не употребляю, а ты пьёшь, вот и подкосило тебя.
- Правду-матку колбасишь. Ня удалась моя жизнЯ. Жаву с третьяй... и опьять скандалы. Дятей растерял... Ня за енто мы дрались.
Весь вечер, вплоть до закрытия буфета, провели в разговорах. Крепкое мужское пожатие – и они разошлись. Отойдя несколько шагов, отец крикнул в темноту:
- Слушай, не помнишь две последние цифры воинской части?
Солдат назвал их, махнул рукой: «Ну, бывай!» и – ушёл.
Обеспокоенная его долгим отсутствием, мать радостно бросилась на звонок, но, видя, что отец едва держится, сникла. Ни слова не говоря, молча провела к дивану.
В одно из воскресений, когда я приехала к родителям, папа Лео решительно придвинул мне бумагу с ручкой:
- Сегодня ты должна поработать – в воинску часть заявление написать…
Вскоре отец получил не только справку, но и затерявшийся в ожидании хозяина орден Великой Отечественной войны II cтепени – неверие сыновей было отмщено. Как Ветеран Великой Отечественной, он до конца жизни получал ещё и повышенную пенсию.
Долго высматривал он на проходной своего спасителя, чтобы пригласить в гости, да так ни разу и не встретил. Через годы узнал, что он умер от инсульта через несколько дней после неожиданной встречи.
Став роковой для спасителя, встреча оказалась козырной в судьбе папы Лео: помогла защитить честь не только перед сыновьями – перед Родиной тоже!..
•
Отправить свой коментарий к материалу »
Комментарии: