23 сентября 2009 11:21
Автор: Галина Сюнькова (г. Самара)
Жизнь без праздников
Об авторе
Галина Сюнькова окончила филологический факультет Уральского государственного университета. До и после работала корреспондентом, заместителем редактора газет в Тюменской области, в Свердловске, Симферополе; редактором книжных издательств; заведовала кафедрой журналистики в одном из вузов Симферополя.
Переехав в 1996-м году в Самару, работала одновременно в должности доцента на кафедре журналистики Самарского государственного педагогического университета, преподавала в ею созданном классе журналистики, была обозревателем газеты «Волжская заря». В 1998-м году стала собственным корреспондентом «Учительской газеты» по Поволжью. В 2001 году за острый аналитический материал «Асфальтовый каток реформ в образовании Самарской области» была признана лауреатом Всероссийского конкурса «Вопреки» имени Ларисы Юдиной (главный учредитель – Фонд гласности). Однако именно эта публикация стала поводом для увольнения Галины Сюньковой из «Учительской газеты».
Научные статьи Галины Сюньковой по проблемам сатирических жанров публиковались в научных сборниках, публицистические статьи – в центральных журналах и газетах. В 2001-м году вышла книга публицистики «Большая перемена», посвященная проблемам образования.
В настоящее время Галина Сюнькова – редактор газеты «Будущее культуры» в Самарской государственной академии культуры и искусства. Газета стала лауреатом областного конкурса «Портрет поколения», объявленного министерством культуры и молодежной политики Самарской области.
***
Самарчанка Татьяна Тезикова пишет письма президенту страны. Она ставит вопросы конституционной важности. Ответы ей приходят не всегда, да и то от неких «посторонних лиц» из кремлевской канцелярии. Татьяна Владимировна не вполне удовлетворена содержанием кремлевских ответов.
Она, например, предлагает закрепить этносы в местах их исторического проживания, ибо каждый народ ценен своим своеобразием. «Вавилонское же столпотворение» наций ведет к размыванию этой особости, следовательно, и к нивелированию «национальных изюминок». И тунгус, и друг степей калмык европеизируются, необратимо утрачивая «лица необщее выражение». Но идея Тезиковой, чтобы человек «где родился, там и сгодился», пока не находит поддержки у её кремлевских адресатов.
Денег Татьяне Тезиковой на конверты и марки не жалко, Пенсия пока такую роскошь позволяет. В своей наивной и неутомимой эпистолярной деятельности она почти уникум, ибо ныне письма люди пишут всё реже. Говорить людям стало не о чем. И так всё ясно. Контакт на уровне эсэмэски исчерпывает потребности общения. А было время…
От того времени у Татьяны Владимировны, с её поистине почтением Акакия Акакиевича Башмачкина к заполненной текстом бумаге, остались монбланы архивов с сотнями полученных ею писем. Теперь, когда всё, представляющее научную ценность, из квартиры пенсионерки увез к себе музей, она сидит над ворохом писем «личного характера», перелистывая пожелтевшие страницы и переживая свою непростую жизнь заново.
Среди массы писем попадаются и странички, написанные беглым почерком самой Тезиковой. Она и теперь, по укоренившейся привычке, комментирует некоторые послания к себе, словно пытаясь задним числом договорить что-то невысказанное в нужный и невозвратно утерянный момент. Она продолжает вести беседу со своими единомышленниками и оппонентами.
Вот страница из проекта документа, когда-то подготовленного ею: «Предложить институту «Гипрогор» разработать проект районной планировки ГПНП «Самарская Лука» согласно сущности природного национального парка, обеспечивающего сбалансированность всех режимов и экологическую устойчивость системы в условиях сочетания регулируемого туристско-рекреационного использования и периодического заповедования в целях восстановления нарушенных биоценозов…»
Речь здесь идет ни больше, ни меньше, как о спасении «русской Швейцарии», планами хозяйственной деятельности на её территории приговоренной на «заклание». За этими сухими строчками стоит полная драматизма борьба научных коллективов и отдельных ученых против чиновничьего произвола, против экспериментаторов, не ведающих, что творят.
Тезиковой выпало на долю быть в горниле этой борьбы. И недаром в одной из ученых книг её фамилия открывает список поборников защиты этого уникального природного ареала. Вот и письма к Татьяне Владимировне чаще всего касаются «больной» для неё темы. Из газеты «Правда» пишут: «Уважаемая товарищ Тезикова! Получили Ваше сообщение о бедах Самарской Луки и Жигулевского государственного заповедника. Постараемся изучить этот вопрос и по возможности выступить на страницах газеты».
Возможностей, видимо, не оказалось. Однако подключить к решению животрепещущей проблемы многих ученых всё же удалось, о чем свидетельствует характер переписки. Вот одно из «покаянных» писем:
«Глубокоуважаемая товарищ Тезикова! У Вас может сложиться впечатление, что я совершенно безразлично отношусь к проблеме Самарской Луки. Но это впечатление ошибочно. Просто неудачно складываются обстоятельства… Вся сложность, очевидно, в том, что на словах принимаются правильные решения, но на деле они не реализуются. Я думаю, что против этого есть только один путь - сопротивление. Проект положения о ГПНП, который Вы мне прислали, заслуживает всяческого одобрения. Будет отлично, если он станет официальным документом».
Чтобы это пожелание сбылось, нужно было в перенасыщенный раствор споров хозяйственников и ученых бросить кристалл одержимости энтузиастов возвращения Самарской Луке статуса Национального парка. Ряды сторонников идеи ширились в прямой пропорции с ростом масштабов переписки Тезиковой с «инстанциями» и отдельно взятыми поборниками защиты родной природы.
Татьяна Владимировна получала и такие письма: «Будь моя власть, я бы сделала Вас консультантом проектировщиков ГПНП». Это было безусловным признанием научного авторитета Тезиковой, хотя за ней не числилось ни ученых степеней, ни званий. Однако к ней стекалась вся полезная информация о ходе решения проблемы. Один из авторов писем докладывал Тезиковой: «На заседании НТС было внесено предложение добиться того, чтобы в период до фактического открытия ГПНП не проводить на его территории никаких хозяйственных работ (вырубка леса и прочее) и, конечно, никаких застроек. Если этого добиться, времени для борьбы будет достаточно».
Время для борьбы выкраивалось за счет времени на личную жизнь. Но ночные бдения постепенно начали приносить результат. Экология стала входить в моду, о чем свидетельствует и одно из писем к Татьяне Владимировне из далекой Сибири:
«Глубокоуважаемая Татьяна Владимировна! Давно не имел от Вас вестей о Жигулевских делах. Как обстоят дела? Мне кажется, что в последнее время на науку стали смотреть серьезно. Времена беспочвенных нападок на научные истины и их игнорирование окончились. Теперь, я думаю, можно предъявить права на охрану природы по-настоящему, а значит, уже становится невозможным подходить только с экономическими мерками к по-настоящему неоценимым ценностям, таким, как любимые Вами Жигули».
В унисон этим строкам пришло радостное сообщение из Выборга: «Пишу Вам первой, хотя у меня куча неотвеченных писем от родных и друзей. Похоже, Ваши труды не пропали даром и Вас можно по праву с этим поздравить. Прочь уныние! Ради счастливых мгновений бытия и стоит жить. Вы не одни. Есть много людей хороших и добрых, кажется, обойденных простым земным счастьем. Но это внешнее впечатление. Счастье уже в том, что мы живем на Земле. Думаю, что и Вам самой это известно».
Вот мы и добрались до ключевого слова в судьбе Татьяны Тезиковой. Это слово - счастье. Было ли оно? Или была только бесконечная работа, из-за нескончаемой необходимости которой некогда было оглянуться на себя? Одержимость в работе у Татьяны Тезиковой наследственная. В её родословном древе причудливо сплелись весьма далекие друг от дружки ветви. Бабушкой её была немецкая баронесса Софья-Амалия Александровна-Карловна фон Фохт, а дедом - «турецко-подданный» с фамилией, которая в подписи едва умещалась на трех страницах.
Дед, будучи представленным царю, лишился по его повелению всевозможных заковыристых восточных составляющих в своей фамилии - «Тезик-оглы Голло Абдурахман ибн Хаттаб Бендер-бей Задунайский» и стал просто Тезиковым, каковую фамилию и унаследовала Татьяна Владимировна по стечению обстоятельств, сохранив её за собой как девичью и до сих пор.
Гремучая смесь южных и северных кровей не давала ей покоя с отроческих времен, когда Таня Тезикова бегала по буеракам в Рождественский техникум, чтобы постичь там азы самой земной из человеческих профессий - агронома, а потом в сельхозинститут, чтобы грызть там гранит наук в стремлении стать биологом.
Поэтессой она становилась попутно. Для себя. Душа требовала «эстетики». Юному возрасту свойственна тяга к стихотворчеству. Но привычка напоминала о себе в минуты сильных волнений и переживаний, которые сыпались на голову Тезиковой, как из рога изобилия. Выпадали и позитивные. Но чаще приходилось в ответ на подбадривающие письма признавать, что всё идет не так, как хотелось бы.
Интрига вокруг Самарской Луки раскручивалась где-то там, в высоких кабинетах. Как в детективных фильмах, где герои, оценивая критические ситуации, произносят: «Обстановка продолжает оставаться напряженной». Но положение дел не позволяло расслабляться даже и в периоды недуга. Татьяна Владимировна старалась информировать союзников о своих делах и планах. Вот сохранившийся в её архиве черновик одного из таких писем:
«Очень благодарно Вам за письмо и заботу о Жигулях. К сожалению, я около месяца была больна и не могла сразу ответить на Ваше послание, которое мне передали на днях. Дело обстоит так: все материалы, в том числе письма ученых, специалистов, краеведов, отдельных организаций, протоколы решений обществ, компаний, коллективные письма и прочее вместе с проектом решения облисполкома о введении в горной части Жигулей (два лесных квартала вглубь от берега Волги) заповедного режима (пока без заповедника) находятся в облисполкоме уже целый год.
После многих мук и согласований с Москвой, после пертурбаций по слиянию облисполкомов и выборов, наконец, проект решения едет рассматриваться на ближайшем заседании исполкома. О принятых там решениях я уведомлю всех. Корреспондент газеты «Правда» С.Е. Кузьменко обработал и послал коллективное письмо о Жигулях. Кроме того, множество писем из разных мест также было направлено в «Правду», но газета так и не решилась (при Хрущеве) опубликовать этот материал. У меня имеются копии всех материалов, которые, в случае провала в облисполкоме, я хочу направить в ЦК КПСС. Ваша помощь очень нужна. Простите за дикий почерк - печатать негде».
На стихи времени оставалось всё меньше. Их отодвигала в сторону добровольная обязанность нести на горбу не только свою ношу, но и тянуть воз многих других людей, которые, что греха таить, порой готовы были переложить свои проблемы на отнюдь не богатырские плечи Татьяны Владимировны.
Впрочем, разве могла она отказать в помощи, если речь шла о защите природы? Как остаться равнодушной после отчаянных воззваний: «Позор с Лосиноостровским парком толкает к действиям. И вот начинаю без Вашего руководства проталкивать Ваши идеи. Вы подарили мне уверенность в себе. Это праздничное чувство».
Да, она умела организовывать праздники для других, но свой у неё не получался. Семейная жизнь не задалась как-то сразу и бесповоротно. Сгоряча Тезикова не обратила на это должного внимания. Некогда было заниматься такими пустяками, как устройство семейного гнездышка. Однажды, опомнившись, она обнаружила, что представляет собой даму бальзаковского возраста со всеми сопутствующими этому жизненному рубежу комплексами. И тут в её жизнь, подобно торнадо, ворвался красавец-мужчина, суперврач Николай Яжгунович.
Однажды, позвонив по телефону, Тезикова ошиблась номером. Приятный мужской голос на другом конце провода предложил: «Выходите мне навстречу, я сейчас пойду по улице по направлению к вам». Так и встретились два одиночества. За туманной дымкой прошедших лет проступает в памяти Татьяны Владимировны многолюдная улица, по которой на протяжении четырех кварталов летит она на руках своего богатыря-кавалера, положив ему голову на плечо.
Счастье было так возможно! Но избранник Татьяны так на себя семейную ношу и не взвалил. Да и не требовала она от него этого. Так и жили - не врозь и не вместе. Теперь Николай Николаевич смотрит грустным взглядом с портрета в траурной рамке на то, как аккуратистка соломенная вдова, делая уборку в своей тесной квартирке, смахивает с его породистого лица осевшую на нем пыль, невесть каким образом добравшуюся с городской улицы на девятый этаж.
Она уже примирилась с тем, что жизнь отнимает у неё возможность счастья в общепринятом его представлении. Счастье - категория хрупкая. Особенно для людей склада Тезиковой, которые, очертя голову, бросаются только в решение общезначимых проблем. Не обделенная вниманием мужчин, она умела их держать на дистанции, на расстоянии дружбы.
В её многолетней переписке с ленинградским поэтом Юрием Помозовым «игра» идет в одни ворота. Его полные недвусмысленной нежности послания не оставались без ответа, однако не выходили за рамки простой человеческой симпатии к талантливому человеку. «Тенистых аллей» и здесь не получилось. Что-то мешало перейти грань дружелюбия.
Возможно, Татьяна Владимировна как женщина буйного темперамента побоялась отвлечь собой писателя от работы. Ведь при её чувствительности она вряд ли смогла бы проживать их отношения вполсилы, если бы в их жизни состоялось что-то большее, чем близость единомыслия.
И когда смятению некуда было деваться, Татьяна склонялась над чистым листом, стихотворными строчками доверяя мнимому читателю-собеседнику самое сокровенное. Из множества её стихов ни одно так и не увидело свет, поскольку Тезикова не считала уместным делать достоянием гласности свой лирический дневник.
Юрий Помозов, заметив её явную литературную одаренность, настойчиво советовал ей заняться литературным трудом. Вот отрывок из одного его письма: «Милая Таня, здравствуй! Твой лирический очерк получил и благодарю тебя за радость, которую ты мне доставила. В мою комнатушку точно ворвалась твоя душа и затрепетала птицей… Я вновь почувствовал тебя - на этот раз в каждой строке, согретой твоим талантом.
Конечно, очерк прочитал залпом, затем снова перечитал отдельные страницы, особенно полюбившиеся, в частности, описания Молодецкого кургана, Лепёшки, рассказ о прошлом Жигулей… Впечатление сильное. Есть строчки, которые заменяют собой целые страницы. Вот ты сказала: «Пахло Волгой и теплой палубой» - и я сразу как бы очутился на волжском раздолье. Ты - молодец, Танюша!»
Дальше идут советы Татьяне напечатать очерки в ленинградском журнале «Звезда», издать их отдельной брошюрой в Куйбышевском книжном издательстве. В другом письме Помозов, отдавая должное тонкому литературному вкусу Татьяны Владимировны, советует ей посвятить себя писательской работе без остатка:
«Позволь, милая Таня, и тебе позавидовать, хотя я и не сопричисляю себя к великим мира сего. На высокой «бунинской» ноте ты - очень зримо, вещественно - описала осеннюю Волгу и Жигули. Крепкая мускулистая проза! Тебе бы повести и рассказы писать, ей-ей! Заклинаю: пиши прозу, ну а стихи, так и быть, пускай остаются при тебе…»
Лирический дневник пролежал в ящике стола Татьяны Владимировны много лет. Сослуживцы Тезиковой что-то слышали о нём, но не подробно. И вот я извлекаю их из забвения. И на меня нисходит волшебное очарование крымской ночи. «Передо мною Крым ночной…» - с первой же строкой приходят воспоминания так близкого мне края земли, в любви к которому мы с Татьяной Владимировной нечаянно совпали.
…Наскучив в облаках блуждать,
Луна усталая блеснула,
Густую тьму разорвала,
Волшебным светом облила
Уснувших кипарисов рощу,
Где в глубине между стволов
Хранила ночь своих богов…
Знаете ли вы крымскую ночь? Нет, вы не знаете крымской ночи с её укрывшимися в тени деревьев богами. А передо мной за строчками стихов предстала ночь, которая, улетев в счастливое прошлое, не перестает сниться и до сих пор.
Тезиковой «пейзажная» лирика близка по определению. Она - биолог. Но она женщина, а о поэтессах один поэт-острослов сказал, что все их высокие идеи не выше возбужденного лобка. Как он неправ! Однако и у Тезиковой частенько описание природы несет в себе печать эротичности.
Блестит река. Слепящий зной
Тяжелой властною рукой
Смежает очи. Взор темнеет.
В его дыхании сухом
Лицо и плечи пламенеют,
Слабеет сердца быстрый бой.
Коснулся уст полураскрытых
Луч солнца жарко-золотой,
И теплой пенистой волной
Твое пленительное тело
Сон обнимает молодой.
Так может написать только человек, чувствующий красоту мира. И приходит ощущение, что стихов своих Татьяна Владимировна в печать не отдавала напрасно. Скромность - кратчайший путь к безвестности. И многие знакомые Тезиковой, знающие её, почитай, полвека, так и не ведали никогда о том, что рядом с ними живет и работает не только ценный специалист, но и поэт с тонкой душой и своеобразным восприятием одушевленного мира.
Какою странною судьбой
В день праздника весны прекрасной
Мне сердце тихою тоской
Сжимает вновь рукою властной
Неумолимый спутник мой.
И на весны шумливый день
Своих очей не поднимала,
Мою тоскующую лень,
Казалось, больше занимала
Зимы недавней злая тень.
Что молчаливой синевой
Ещё у ног моих лежала.
А между тем весна сияла,
И обновленная земля
Всей грудью радостно дышала,
Дыханьем теплым обнимала
Позеленевшие поля,
Реки освобожденной дал
И молодые тополя.
И старый лес - чудак угрюмый -
Обласкан щедрою весной,
Простившись с зимней сединой,
Поведать о любви безумной
Спешит он зелени младой.
Блеснул под клейкою листвой
Малютка-лютик золотой
И смотрит добрыми глазами,
Как, напоенные весной
Качая мокрыми ветвями,
Две ивы пьяными слезами
Луг орошают молодой.
Лугов посланник - козодой, -
От крыльев тень перегоняя,
Промчался низко над землей.
Самозабвенно, замирая,
Лишь солнечных лучей игре
Да неба глубине внимая,
Беспечный жаворонок пел
Гимн радостям земли и маю.
Зачем же грустно мне? Не знаю.
Эти строки написаны более полувека назад. Почему они неизвестны читателю, ведь поэтическая одаренность автора здесь очевидна? «Тетрадь стихов из юности моей» неизвестной никому поэтессы лежит в ящике с облупившейся от времени краской комода. Неизвестная миру поэтесса когда-то написала в дни душевной смуты:
Лишь иногда, когда застонет сердце,
Осенний холод не дает уснуть,
Возьму её и наугад открою,
Чтобы ещё раз на прошлое взглянуть.
И вспыхнут смех и горькое рыданье,
Неровных строчек пламенный полет,
И в них упрек несбывшихся желаний,
И в них надежд безвременный уход.
Седой рассвет хочу скорей увидеть.
Как избавленья, я его молю,
Чтоб завтра снова все возненавидеть,
Что в этот час безудержно люблю.
Это вам не жестокий романс! Это подлинные страсти живого человека, в чём-то всё-таки обделенного судьбой, хотя и не боящегося себе в этом признаться. Будущее Татьяне Владимировне в минуты подобных признаний не кажется оптимистичным, что, впрочем, естественно для каждого нормального человека, ощущающего конечность своего земного существования. Настоящего счастья на её долю, наверное, не хватило, иначе откуда бы взяться вот этим строкам:
Где Он с любовию обильной? –
Сад. Розы. И в тени ветвей
Над мрачной надписью могильной –
Традиционный соловей.
Вот он, горький вопль воплощенного одиночества. Увы, в этом поэтесса не одинока. Жизнь складывается по произвольно начертанной судьбой спирали. Будь ты стократ деловым и целеустремленным, а бытие внесет свои коррективы в твои потуги направить жизнь по намеченному тобою руслу.
И сегодня, заметив в толпе медленно идущую женщину солидного возраста, приодевшуюся в пальто и шляпку её цветущей поры, погруженную в какие-то свои раздумья, встречный вряд ли разглядит и заподозрит в ней «ученую косточку», трепетную поэтессу, тонкого критика и человека точного политического чутья. А награды свои ветеран Великой Отечественной войны Татьяна Владимировна Тезикова в быту не носит. Праздники же в её жизни случаются всё реже.
Один местный поэт, в отличие от упомянутых мною озабоченных собой прохожих, пригляделся к усталой походке Тезиковой внимательнее других. И показалось ему, что не утратила она потаенной гордости, с которой шла по жизни весь пройденный до нынешних дней путь. Его стихотворением я и закончу свое повествование о человеке, по мнению многих знающих Татьяну Владимировну людей, весьма сложном в делах, помыслах и поступках. Но разве можно оставаться простым в наши сложные времена? Об этом и обещанное стихотворение:
Ты - ученая от Бога
Без ученых степеней.
Отдала науке много,
Находя отраду в ней.
За себя просить стеснялась,
Не скопила ни рубля.
Из квартиры вытесняют
Плотных папок штабеля
Колдовала над архивом
То в пыли, а то в грязи,
И таким он стал красивым,
Хоть на выставку вези.
А теперь порядок новый,
Коль наука, как в дыму,
Твой архив многопудовый
Стал не нужен никому.
И стоишь ты сиротливо
С грустной думой на челе.
Как же жизнь несправедлива
К людям, нужным на земле.
Комментарий 24 сентабря 2009 года:
Уважаемая коллега, здравствуйте! С трепетным чувством прочитала Ваш очерк о замечательной женщине, настоящей подвижнице, истинной защитнице природы земли Самарской Тезиковой. Судьба ее меня потрясла! Но более всего меня потрясло ваше видение характера и судьбы этого человека. Материал очень притягательный своей искренностью и теплотой, хорошим чисто русским словом. Спасибо! Так сегодня пишут, увы, немногие.
С уважением Антонида Бердникова. г. Нефтегорск. akberda@gmail.com
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: