Беседы о поэзии при ясной Луне : [an error occurred while processing this directive] <div id=page> <h1><a href='/litera/public/index.shtml'>Публицистика</a> » <a href='/litera/public/49502/index.shtml'>Галина Сюнькова</a></h1> <img id='mainimg' src="/files1/49865/145.jpg" width="145" height="113" alt="Беседы о поэзии при ясной Луне"></a> <span class="date"><span>06 октября 2009 08:26</span></span> <h3><i>Автор:</i> Галина Сюнькова (г. Самара)</h3> <h2>Беседы о поэзии при ясной Луне</h2> <P>В 3-й выпуск Энциклопедии «Лучшие люди России» («Родины славные сыны и дочери») вписана фамилия Василия Попова, поэта, члена Союза писателей России. Он родился 14 января 1943-го года в многодетной крестьянской семье. За врожденное трудолюбие он может благодарить свой крестьянский род, а за поэтический дар - Всевышнего. </P> <P><B>Три счастливых дня было у меня…</B></P> <P>Василий Николаевич Попов с женой Людмилой Васильевной давно приглашали нас с мужем, Геннадием Сюньковым, погостить в степном краю, на Большом Иргизе. Но всё как-то не складывалось. Этим летом мы наконец-то осуществили замысел познакомиться с поэтом, певцом степи. Впрочем, не хочется привязывать его к месту проживания - «поэт из Тамбовки Большеглушицкого района», - поскольку настоящий поэт, а не графоман - явление вселенского масштаба. </P> <P>Три дня пролетели в разговорах. Истосковавшийся по духовному общению, Попов нашел благодарные уши. Мы больше слушали, чем говорили, и ещё задавали вопросы. Попова, собственно, не терзали какие-то вопросы бытия. И мы были ему нужны, скорей всего, чтобы поговорить о литературе, в частности, о самарской поэзии и её служителях.</P> <P>Василий Николаевич сверял собственное понимание современной поэзии с пониманием Геннадия, которого считал своим единомышленником, хотя несколько встреч в редакционной текучке не свели их близко. Оба - люди самодостаточные, предпочитающие уединение фуршетам и творческим вечерам. Всё это для них - томление духа, суета. </P> <P>- Вы мне дороги, как понимающие люди, - признался нам Попов. - Я вам рад, даже если вы обо мне не напишите ни строчки. То, что я написал о себе сам, как я себя выразил в автобиографии и в предисловии к книге «Чарующие миги бытия», всё, большего сказать обо мне никто не сможет. </P> <P>Мы сидели на пнях вокруг самодельного стола возле поэтического домика, где зимой творит Попов, отмахивались от комаров и говорили, говорили… А сверху освещала волшебным светом сад и наши лица луна. <I> </I></P> <P><B>Критик</B></P> <P><I>- За 25 последних лет ярких поэтических имен не появилось. Мы не давимся в очередях за нашумевшей книгой. Что, литература измельчала или исчезли талантливые люди? - начал беседу Геннадий.</I></P> <P>- Я в пьесе «Всегда ли творчество полезно?» написал: «Как ни пиши сегодня крепко, всё будет слабая зацепка за будущие времена». Идет деградация народа. Человек стал иным, оттого и к литературе его интерес ослаб. Имена появляются, но творческие личности растут вкривь, а не ввысь. Это новый вид конъюнктуры, весьма опасной. </P> <P><I>- Недавно о Пикуле сказали, что он никогда не подчинялся литературной моде. Его даже политбюро не могло заставить написать не так, как он думает. А сейчас конъюнктурщики нацеливаются то на областную, то на Букеровскую премию. Художественные критерии в наши дни не в ходу – кумовство, приятельство.</I></P> <P>- Захлестывает комплиментарность, что отвращает читателей от книг. Одного поэта равняют с Пушкиным, другого сравнивают с Есениным, а у того нет ни единой лиричной строки. </P> <P><I>- Николай Переяслов написал предисловие к книге стихов Евгения Чепурных, изданной в Москве. Он проводит прямую параллель: Чепурных – это Есенин сегодня, поскольку он тоже ударяется в загулы. Я написал пародию на это предисловие. В «Волжской коммуне» напечатана отповедь мне по этому поводу. Автор защищает право поэта Чепурных на алкогольную зависимость и отражение этой темы в стихах.</I></P> <P>- А Евгения Семичева читали? У него в каждой строчке – о Боге и водяре. Это ж несовместимые вещи! Всуе рассуждает о Боге, что оскверняет имя Божье. На встрече с читателями он сделал одолжение - махнул рукой: «Ну, ладно, я ещё прочту…» А я смотрел на медаль на его лацкане и думал: «Эта медаль в его сердце вросла, корни пустила. Как он допустил это безобразие?»<I> </I>Из-за этой медальки он горбится. Хочет вытянуться в полный рост, а она его тянет в литературный низ. Он не понимает, что награда слишком тяжела для его лацкана. </P> <P><I>- Диана Кан написала о нестандартном поведении поэта на одной из встреч: он выехал на сцену на детском велосипеде. Комикование стало нормой поведения Евгения Семичева. После встречи в библиотеке в День литературы я написал статью «На дне», которую редактор не напечатал. Она - о фиглярничании Семичева. </I></P> <P>- Мы с вами пришли к одним выводам. </P> <P><B>Крестьянин</B></P> <P>- Я не согласен с тем, как живу, - откровенничает Василий Попов. - Сколько оттягивает времени крестьянский труд! Не всегда он благороден. Приходится мириться с тем, что как-то надо кормиться. Чтобы выжить, в этом злом времени не озлобиться, надо над собой работать и работать. А когда отдыхать? То над собой, то вокруг себя работаешь. А так хочется лечь и смотреть на луну и звезды и не думать, что мука кончилась, значит, не из чего будет пироги печь. Забыться бы, поразмышлять, посозерцать по-японски мудро. Молю: хоть на какое-то время отпустите меня, заботы!</P> <P><I>- У вас была большая эпоха накопления, коль одна за другой выходят ваши книги?</I></P> <P>- <I> </I>Что-то в душе происходило. Чтобы всё это выразить, нужно время, а приходится крестьянствовать – заготовлять корма, косить сено, полоть огород. Я один обеспечивал семью. На творчество у меня уходило шесть несчастных зимних месяцев, да и то по три-четыре часа в день. А накопление шло, меня разрывало изнутри, искало выхода. За вечер поначалу писал по стихотворению. Но постепенно выработал в себе скоропись и за вечер мог написать до десяти стихотворений. Когда отлежатся, читаю их и удивляюсь. Бывало, лишь пару слов заменю. Рекорд даже поставил – за день написал сто сорок поэтических строк. </P> <P><I> - Как сказал поэт Юрий Лобанцев, «Зеркально отшлифован слог. Писать становится несложно».</I></P> <P>- Я привык к четкости. У меня и грядочки в огороде по линеечке. И в гараже всё по полочкам разложено. Никогда ничего не ищу - руку протяну и с завязанными глазами возьму то, что нужно. </P> <P><B>Христианин</B></P> <P>- Вера – это твое отношение к жизни, к людям, деньгам, - сказал, как отрезал, Василий Николаевич. - Дух не может пребывать в ненакормленном теле. И деньги нужны для кормления. Веровать нужно всем образом жизни. Человек должен верить разумно: веруя, анализировать. Слепая вера уводит далеко. Здесь могут быть проделки дьявола. </P> <P><I>- Вы пришли к Богу в то время, когда вера почти разрушена. </I></P> <P>- Я когда-то был неверующим. У каждого должен быть свой путь к Богу. К Богу пришел через книгу. Сначала читал светскую литературу. Всю классику прочел, понял, что и она что-то недоговаривает. Начал читать Библию и никак не мог её понять. Какие-то темные силы мешали, но понял одно: в ней есть некая тайна. Сначала прочел Библию как сказку, затем как миф, а потом углубился и впитал в себя. Смотрю: одна строка, а какой в ней глубокий смысл! Раскусил, что в слове смысла меньше, нежели в подтексте. Главное, что я постиг Библию до тех глубин, до коих допустил Бог.</P> <P>Библейские сюжеты помогли мне раскрыть суть сегодняшнего бытия - неудержимый напор цивилизации, стирающий индивидуальность человека. Я стал развивать в себе то мышление, которому дает верное направление Библия, и понял, что дух можно развить до того состояния, когда человек получит возможность левитировать. Для него всё вокруг освящается светом Божьим. </P> <P>Однажды, придя в гости к своей глубоко верующей сестре, я увидел светящуюся икону Иисуса Христа, и понял, что это был за свет. Меня пронизала с головы до пят добрая, благодатная энергия. Она блаженством растеклась по всему телу. Слезы потекли. «Люба, - кричу, - икона светится!» - «Знаю, ты на верхнюю гляди, которую я у матери взяла». </P> <P>Это случилось после того, как я произнес: «Господи, 2000 лет прошло, а мне тебя всё жалко!» Как он мог услышать? Передать тот свет иконы невозможно. Он неземной. Трепет меня обуял, оттого что увидел частицу рая. Он не пугал, не бросал ниц, а давал заряд энергии, благодаря которой испытываешь неземную радость. </P> <P>Мне бы Всевышний не показал свет, если бы я раньше не уверовал. Иду по траве босиком и сознаю, что это Божье дело. Воспевая природу, воспеваю дело Божье. Только так. Стихи на эту тему стали ко мне приходить только тогда, когда я веровать стал. Я настолько пропитывался вдохновением, что чувствовал, что кто-то рядом мне помогает. Будто кто-то мне подсказывает. Как могу я с этакой легкостью написать? Ну, кто я такой? Ну, крестьянин по происхождению. Ну, допустим, поэт. Читаю и думаю: да моё ли стихотворение? </P> <P><B>Искатель истины</B></P> <P>Человек должен пострадать, чтобы его дух очистился от какого-то нароста. Бог – это частица его в тебе. От тебя зависит, до какой степени ты разовьешь его в себе. Почему все святые были мучениками? Почему Христос приблизил к себе своего гонителя Павла? Потому что видел в нем великий дух. </P> <P>Путь Апостола Павла убедил меня, что вере нужны умные люди. Воспевай всё, что создал Бог, и он даст тебе силы для этого. Человек должен развивать в себе веру, независимо от расколов в церкви и разных течений и мнений. Человек наедине с Богом, в уединении, пристальней молится, нежели в церкви. </P> <P>Человек, сознательно пришедший к вере, знает, что добро – это Божье начало, а зло – дьявольское. Прочел много эзотерической литературы, не принял. Слишком много там опасностей. Надо быть искушенным, читая такие книги: что-то суметь отсеять, что-то отвеять. </P> <P>Читая ведическую литературу, развиваешь психику, но производишь над собой насилие. Выходит, для добрых дел я не подготовил свой дух. Чтение вед дает психическую энергию, которую можно употребить во зло. Вряд ли самостоятельно научишься медитировать, а чакры запросто возбудишь. Чтобы этого не произошло, нужен духовный подход. </P> <P>В Крещение четыре года назад я искупался в пруду, который вырыл собственными руками, встал на колени с надеждой сосредоточенно помолиться и попросить исцеления. И вдруг почувствовал, что в меня входит какая-то энергия. Слезы потекли ручьями. А вскоре исчезла докучавшая мне шишка. </P> <P>Это произошло не потому, что я искупался в ледяной воде. Когда молился, меня несколько раз пронзало острое чувство, и я плакал слезами умиления, чего раньше со мной не случалось. Одна женщина, знающая ведическую литературу, пояснила, что есть солнечные чакры. Мне удалось их открыть, что сопровождалось внутренним подъемом, и вера стала углубляться во мне. </P> <P><B>Философ</B></P> <P><I>– Когда в семье что-либо случалось, мама говорила: «Бог с рук скинул». Мы сейчас видим сгущающуюся над Россией тьму, деградацию человечества. Может, действительно нас Бог с рук скинул? </I></P> <P>- Бог не разочаровывается в человечестве по той причине, что дал человеку право управлять собою. Человек – Его создание, свободное от рождения. Если бы Господь не создал человека свободным, он бы его то и дело окликал: «Куда пошел?» А он дал свободу выбора вместе с правом отвечать за свой выбор. Потому один - умный, другой - глупый. Один призван командовать, другой - подчиняться. </P> <P>Человек владеет Землей, а Бог человеку только пособляет. Человек бессмертен. У него есть дух, душа. Умирая, он рождается. А так бы сказать: «Жизнь пуста. Зачем она?» Кто-то живет для детей. А где жизнь для себя? Дети душу не обогатят. Они – совершенно другие люди. Нет у человека возможности себя повторить. И никто твою душу не поправит. Принесешь её Всевышнему такой, какой сам создал и воспитал. </P> <P>Бог - не начальник над нами, а - наша высота, к которой нам следует идти. Вот такова моя философия. Прошу и умоляю поверить в то, что над нами кто-то есть. Бог един над нами. Иисус Христос, Аллах, Будда, Кришна и прочие – это наши выдумки. Как только люди преодолеют догмы, человечество воспрянет, но к тому времени его самого может не стать. </P> <P>Почему? Мы вызываем удары природы тем, что сами вынуждаем её с нами расправиться как с негодяями, не уважающими гармонию, которую создал Бог. Право человека - заблуждаться, самому находить пути к Богу. Но если у вас есть совесть, значит, в вас есть Бог, его частица. Это весть сверху.</P> <P><B>Политик</B></P> <P>- Русские – великая нация. Русский богатырь выезжал в поле и побивал войско. Как даст булавой – десять человек из орды Мамая насмерть. А теперь богатырский дух не нужен - достаточно нажать на кнопку. Дай нам приемлемые для жизни условия, и русского человека вырвать с корнем из родной почвы не удастся. Чем больше нас душат, тем больше способов защиты у нас рождается. Мы не пропадем. Русский народ терпелив. Он и недружен порой совсем, но когда сдруживается, многим от него попадает. </P> <P>Но вопрос стоит так: не способен выжить в конкуренции с другими нациями – уступи. За русского пропойцу выходить замуж или за делового китайца? Это чревато ассимиляцией в чужих нациях, но это неизбежно. Другого пути выживания у человечества нет. Когда все нации соединятся, это будет не человечество, а сборище Иванов, не помнящих родства. Нация сохранится, если уйдет в леса, а так размывание неизбежно. Как бы мы ни были против глобализации, она возьмет своё. И русской нации может не стать. Мне жаль, если я до этого доживу, ибо во мне русский дух. </P> <P>Социализм поднял многие нации и народности, обучил, воспитал, дал возможность самостоятельно мыслить. Мы были братскими народами. Сейчас нас разделяют границы. Осталась непреложная истина: в любом государстве существует титульная нация, её стоит уважать. Попал в чужую страну, признавай её законы, а не лезь со своим уставом в чужой монастырь. </P> <P>То, что русская душа широка, гостеприимна, дает право многим приезжать в Россию и править бал. Кое-кто понял свободу как право любой нации самоутверждаться за счет другой. Почему малые нации нас «кусают»? Это позиция комара. Россию легче завоевать, кусая, притом можно заработать политические дивиденды. </P> <P>Наш народ непробудно спит. Но стоит случиться чему-то глобальному, откуда-то берется гражданственность, жертвенность. Поэтому я не верю в гибель нашего народа. Однако возрождение его идет уж слишком медленно. </P> <P><B>Первый Попов </B></P> <P>- Одни полагают, что я иду вслед за Николаем Рубцовым, - изрекает Василий Николаевич. - Ну, вроде как я тихий лирик. Однако моя тихая лирика взрывная. В моих стихах гражданственность есть, но я в большей мере лирик. Публицистические стихи не удаются. Другие проводят параллель с Есениным и Рубцовым, будто я иду их путем. Я отвечаю им словами Бальзака: «Гений может быть похож на всех, но на него - никто». Я не второй Есенин или Рубцов. Я - первый Попов. Для некоторых мои книги стали настольными, и этим горжусь. </P> <P>Я от всех литературных влияний защищен своей поэтической строкой. Притом варюсь в собственном соку, не порчу вкус современной поэзией, никому не подражаю. Чтобы быть непохожим, лучше всего не знать современных поэтов. За редким исключением. Да мне и некогда. Разве что книги тех листаю, кого взахлеб хвалят, вынуждая прочесть. Ё-моё, думаю себе, как можно суесловить о человеке, ничего не значащем в литературе! </P> <P>Пусть будет несхожесть литературных путей. Я никому не мешаю, и мне пусть не мешают, тем более что я не противопоставляю себя литературной массовке, работаю в одиночку. Помощники, проводники не нужны. Поводырь для меня - мои стихи, которые точно находят путь к сердцам людей. Я пускаю их на свободу. Если бы они были несамостоятельными, я бы шел впереди, разгребая для них дорогу, но я иду за ними. Поэт не может писать хороших стихов, если делает это во славу собственного имени. Тщеславный человек себя уничтожает излишней славой, что присуще гениям. Нам до них далеко. Если имя идет впереди его дела, пропал художник. Я написал по этому поводу:</P> <P>По просторам, полями, лугами</P> <P>Я несу свои песни в груди.</P> <P>Моё имя идет за стихами</P> <P>И не хочет идти впереди.</P> <P><B>Просто Вася</B></P> <P><I>- Как к вам как к поэту относятся односельчане? </I></P> <P>- Людмила Васильевна спрашивает меня, как я смог пронести сквозь непонимание и недоброжелательство сельчан свою душу чистой. Творчество в деревне почитается за баловство, как рыбалка. Рыбак – пустой человек. Таков же и поэт. Я же крепко работал. Подходили ко мне, спрашивали, что сажаю. Полагали, что какие-то полезные кустарники, а я говорю: «Так, для души, пользы от этих растений нет». – «Зачем они нужны?» - недоумевают. </P> <P>Я из ничего могу сделать что-то стоящее и остаться на плаву благодаря крестьянской способности к выживанию. Я ни с кем не ругаюсь, обхожу острые углы. Придраться не к чему. Но стоит мне пройти по селу, даже словом никого не задев, как тухлый след разговоров сидящих на лавке сельчан долго будет тянуться за мной. </P> <P>Я люблю односельчан, но так остро замечаю испорченность большинства из них. Почему меня не понимают? Почему всё опошляют? Им невдомек, отчего я сторонюсь людей. Творчеству общение и суета - помеха. Когда я сделал глухой забор, все соседи были заинтригованы. Я пошутил, мол, во дворе золотую жилу открыл. Порой я терял контроль над собой и с досады пил горькую. Убью, бывало, в себе горе, и тучи над моей головой рассеются. На какое-то время. Так что я познал всю тоску деревенской жизни и радость общения с природой. Уходил в степь и с ней разговаривал. </P> <P><I>- Высокомерие – смертный грех. </I></P> <P>- Я не высокомерен. Иду по селу, с каждым встречным перекинусь словом. Никого не обойду вниманием. Первый подаю руку даже тому, кого в деревне считают последним. Для всех я Вася. На большее не претендую. Никуда не уйдешь от народа. Куда бы ни вознесся, к нему же и придешь. Кстати о высокомерии. Я заметил такую метаморфозу в человеческом общении. Когда человек делается маленьким чиновником, вдруг начинает говорить о субординации, руку не подает при людях, хотя ещё вчера был моим другом. Всё, называй его по имени и отчеству. К маленькому-маленькому чиновничку никто во двор не постучит. Чинопочитание и чинофобия в нас – от татаро-монгольского ига. Не поприветствуешь чиновничка, тебе отходов для скота не выпишут. </P> <P><B>Плохой хороший человек</B></P> <P><I>- Какой-нибудь Марь Иванне посвящали стихи? </I></P> <P>- Я от традиции посвящений коллегам-писателям отошел. Все стихи посвятил простым людям. Конкретно было посвящение моему другу Анатолию Ивановичу Скворцову, а также братьям и сестрам. </P> <P><I>- Когда люди всё же поняли, что среди них живет хороший поэт, что-то изменилось в них и в отношении к вам?</I></P> <P>- Есть люди, которые прибегают к моим советам. Но есть сельчане, которые сторонятся меня, отворачиваются, не здороваются. Причем, без причин. Но куда бы односельчане ни ездили, гордо рассказывают о том, что в их Тамбовке есть поэт Попов. Сравнивают меня с Есениным, что мне не нравится, но терплю. «Для людей хороших я хороший. Для плохих, естественно, плохой». Эти мои строки были напечатаны в районной газете. Одна женщина меня встретила, обняла и говорит: «Спасибо тебе за стихи! Как ты правильно о себе написал».</P> <P><I>- Не пытались сбежать от народа в город? </I></P> <P>- Я не могу потерять связь с родной землей. Как Антей, без неё потерял бы физическую и духовную силу. Уезжал в юности, но недалеко. Где бы ни был, никакая земля меня не вдохновила. Везде было тесно. Даже в горах я не видел свободы - всё было чужое. Впечатлений масса, но они вскоре затухали. Как только приезжал в родные места, степь целовал. Мне хотелось с восторгом читать свои стихи степи, будто живому человеку. Родная степь – мать-вдохновительница.<I></I></P> <P><B>Затворник</B></P> <P><I>- Тусовочность стала нормой жизни творческого человека. Если ты хочешь быть на слуху, нравится тебе это или нет, надо участвовать во всякого рода презентациях, «круглых столах», фуршетах-муршетах. Сидя в деревне, изолировав себя от богемной суеты, вы, ясное дело, выше этого. </I></P> <P>- На банкете поговорили, пообнимались, послюнявили друг друга и разбежались. И никому не внушили, что мы поэты. Не участвуя в тусовках, я стремлюсь сохранить свое человеческое достоинство. Если буду играть в эти окололитературные игры, мне и писать будет некогда. А я сосредоточиваюсь, спрессовываю время до состояния взрыва, работаю, а ещё крестьянствую с весны до зимы. Мне так некогда! </P> <P>Ну, прокричу я со сцены свои стихи. Кто меня запомнит? Прокричал в пустоту! Когда ты пафосно звучишь со сцены, зритель видит в тебе некое величие. Ты шар земной душой своей обнимаешь. Да ты без пафоса обними свою родную ветлу. А когда читатель прочтет твою книгу, ты низвергнут с высоты в пропасть. Он отворачивается от наших книг. А прочитанную в уединении книгу он может посоветовать прочесть ещё кому-то. Если читатель тебя полюбит, происходит цепная реакция. </P> <P><I>- Вы верите, что стихом можно исправить человечество и наставить его на путь истины?</I></P> <P>- Если вы получаете радость от творческого труда, в ней заложена вера в будущее, в то, что вы кому-то нужны. Иначе бросили бы писать. Мы обязаны верить, иначе нас как поэтов не должно быть. </P> <P><I>- Евтушенко сказал: «Неважно, есть ли у тебя исследователи, а важно, есть ли у тебя последователи». Кто вам нужен?</I></P> <P>- «Исследователи» и «последователи» - вообще звучит коряво. Я на последователей не претендую. Предпочел бы стоять в литературе одиноко. А разумный исследователь нужен всем поэтам. Он мог бы расширить возможность прочтения книги. Но сколько из них предвзятых! Один взахлеб хвалит, второй испепеляет критикой. Хотелось бы объективности. Эталонный же определитель художественности произведения - народ и время. Народный поэт – тот, кого запомнит и во времени оставит народ. Сейчас в каждой деревне народный хор, свой, доморощенный, поэт. Мы так уронили это звание - народный. </P> <P><B>Человек с комплексом полноценности</B></P> <P><I>- Вы не относитесь к плеяде завсегдатаев поэтических конкурсов, которые также получают какие-то дивиденды от своих творений, веерно рассылая подборки стихов по журналам и газетам. Раз вы не участвуете, не печатаетесь в каждом издании, выходит, у вас нет признания. Такой напрашивается вывод. Что, по-вашему, побуждает поэтов заниматься всем этим?</I></P> <P>- Наоборот, я считаю себя настолько достойным нашей русской поэзии, что эта суета мне претит. Время покажет, кто прав: кто носится с золотыми яйцами поэзии или тот, кто их высиживает. Это не моя стихия, что многих гонит к славе. Пусть плетут литературные интриги, получают премии. Я вижу в этом не продвижение поэзии, а попытку что-то урвать у неё. </P> <P>Привыкли давать разгон имени, а имя должно идти за стихами. Я никогда не жил за счет литературы. Потому мне удалось так много сделать. В конечном счете, увидим, кто сделал больше. Я поступаю так, как мне велят мой дух, кругозор и талант: быть несуетным. Лучшее место для писателя – его кабинет с письменным столом. </P> <P><I>- Мы рассчитываем, что будем жить вечно. Не зря ли тешим себя надеждой, что удастся увидеть при жизни народное признание? </I></P> <P>- Я бы предпочел, чтобы мои книги не умерли раньше меня. Если мы не будем цепляться за будущее хотя бы своими надеждами, то мы уже не писатели. Да, хочется понимания и посмертной памяти о себе, но мы должны думать о бессмертии, рассчитывая на меру и силу своего таланта. </P> <P><I>- Есть прецеденты. Маяковский, коему свойствен комплекс полноценности,</I> <I>писал: «Мой стих громаду лет пробьет». Кто его сейчас читает и ценит?</I></P> <P>- Да, от него остались одни цитаты, но, дай Бог, чтобы от нас это осталось. По поводу корифеев – Вознесенского, Евтушенко и других – гипноз имен никогда на меня не действовал. Чем больше шума вокруг имени какого-то автора, тем больше я сомневаюсь в его подлинности. Прочитываю книгу и грустно улыбаюсь. Редко-редко соглашаюсь с чьей-то похвалой. </P> <P><B>Художник</B></P> <P>- Время такое, что мы работаем в изоляции. И всё же книги мои ушли далеко за пределы области – в Эстонию, Москву, Санкт-Петербург, Саратов, Уральск, Оренбург. Не менее чем двадцать городов имеют мои книги в библиотеках. </P> <P><I>- Поэт сказал: «Ещё заученность крепка, а новь корявостью пугает. Ещё стремятся намекать, а молвить прямо избегают»…</I></P> <P>- Как художник кистью провел один раз, его не повторить. Читатель никогда не обратит внимания на форму, если его увлекло, притянуло к себе содержание. Он не будет анализировать, филигранно ли я выписал. Даже корявость может стать приемлемой, как и отточенность. Но корявость мне не к лицу. Мои стихи сразу покоряют образами. Содержание поддерживает форму, форма работает на содержание. Если бы я работал над стихом, филигранно шлифуя его, то, очевидно, признал бы, что лучше мне работать мастером в иной сфере. <B></B></P> <P><B>Языкотворец</B></P> <P>- «Ветер начал по деревьям шмякать», - цитирует Попов, - это моя строка. Досужие редакторы вымарали слово «шмякать». Им невдомек, что оно в стихе обретает новое значение. Читая верстку, я вернул его. Что бы слово ни значило, я имею на него право, к примеру, на «снежные нахлобучки на деревьях». Это моя лексика. Если редактору позволить всё выкорчевывать, от автора ничего не останется. Он должен быть смелым и не бояться, что кто-нибудь его ударит по шапке. «Унтерпришебеевщины» в творчестве быть не должно. </P> <P>Если человек пишет выхолощенным, дистиллированным языком, он не поэт. Поэт - языкотворец. У большого поэта есть свой контекст. Лермонтов часто употребляет образ пустыни - «пустыня души», «пустыня чувств». В стихах Есенина нередко встретишь голубой и синий цвета: «Здравствуй, мать, голубая осина…» </P> <P>В моей поэзии превалирует ветер, поэтому я и назвал одну из своих книг «Ветры судьбы». Ветер у меня словно живой. Он - главное действующее лицо природы. Сельские школьники писали реферат по моим стихам, за который получили диплом. Они взяли стихи Блока, Пушкина, в которых присутствует ветер, и провели аналогии с моими. О подражании, слава Богу, не говорится, а - о преемственности. </P> <P><B>Предсказатель</B></P> <P><I>- Один писатель Х</I><I>I</I><I>Х века изрек: «Зачем писать, если последующие поколения напишут лучше?» То, что мы сегодня пишем, порастет травой забвения. Отринут нас потомки, сказав, что это неинтересно.</I></P> <P>- Время ли на поэтов влияло, они ли сами не могли опередить свое время, как знать. От них мы отталкивались, чтобы идти дальше. Поэта Никитина, с которым меня ассоциируют, я читал в начале творческого пути. Позже он перестал быть мне интересным. Кольцова я давным-давно забыл. Крестьянские темы я раздвинул до космоса. </P> <P>Или мы недостойны доброй памяти, или те из потомков, кто будет нас оценивать, неспособны понять наш масштаб. Кто может заменить Пушкина? Равного его таланту поэта нет. Но многие темы его стихов устарели. Египетские пирамиды более стойкие, но и они со временем меняются. А вот лиризм Фета и Тютчева не потерялся во времени, как и любовная лирика Есенина. </P> <P><I>- Пушкинское «Клеветникам России» будто написано сегодня. </I></P> <P>- Он уловил исторический момент, который свойствен всем эпохам. У каждого народа есть собственная судьба. Не будь у России таковой, не было бы особенных судеб у поэтов и писателей. Хотел я постичь зарубежную литературу. Не ради подражания. Любил Джека Лондона, Генриха Манна, Томаса Манна. И я всё же осмелился идти дальше, хотя до меня были великие мастера. Имею ли я на это право? Как знать… </P> <P>Когда-то я хорошо знал Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, сейчас подзабыл. Ориентировался на заданную ими планку, но подражать не хотел. Великими их сделали те времена, которые они воспевали. Останутся ли они поэтами в будущем, решать потомкам. </P> <P>Кто я такой, чтобы развенчивать великих? И кто они такие, чтобы умалять мою значимость? Да, Евтушенко и ныне собирает стадионы. Но слово, произнесенное с эстрады, звучит по-иному, нежели прочтенное самим. Я бы предпочел, чтобы моими книгами человек проникся, сидя в тиши. </P> <P><B>Последний редут</B></P> <P><I>- Чувство человеческого достоинства</I> - это единственный редут, из которого лично меня не выдавит никто. Я, хоть и женщина, буду биться до победы. <I>У вас, Василий Николаевич, это чувство - обостренное, что нас с вами и роднит.</I> </P> <P>- Это так. Я, к примеру, отказался от соавторства в книге с молодыми поэтами. Но это не амбиции во мне говорят. Просто не хочу быть в одной обойме с начинающими - суета это. Напишут о них, потом между прочим - обо мне. Не надо. </P> <P>Как-то журналистка приехала без предупреждения, и, поскольку меня оторвали от работы, я вышел с недовольным выражением лица. А она написала про мой суровый характер. Я в ответ - эпиграмму: «Не бойся ты меня, Маркушина, не будешь мною ты укушена. И за характер, к сожалению, ты принимаешь настроение». </P> <P>Для антуража, красивости образа крестьянского поэта на фотографии для газеты приезжие журналисты попросили меня держаться за коровий рог. Я пошутил, мол, не надо ли мне подпоясаться коровьим хвостом и встать на пьедестал - на кучу навоза. Буду стоять, подпоясанный, опершись на вилы. И тогда я точно буду соответствовать стереотипу крестьянского поэта. </P> <P> </P> <P> </P> <br> • <a href='/litera/article17272.shtml?49865'>Отправить свой коментарий к материалу »</a><br> <br> • <a href='/meh/print.php?id=49865'>Версия для печати »</a><br><br> <div id='addcom'><h2>Комментарии:</h2></div> </div> <div class='ender'> </div> [an error occurred while processing this directive]