02 апреля 2008 11:08
Автор: Антонида Бердникова
Мы в России живем!
… Поезд «Москва-Орск» громыхал на стыках Южно-Уральской железной дороги и, останавливаясь чуть ли не у каждого столба, медленно, но верно приближался к Бузулуку. Ходу до этой узловой станции оставалось еще часа два, но мои соседки – женщины средних лет – уже достали ручную кладь и, улыбаясь, рассортировывали купленные по пути гостинцы. Я спросила по-свойски, зачем в Москву-то ездили?
- За товаром, - откликнулась одна. - Живем с колес. Сами покупаем, сами и продаем. А как только ремешок туже затягивается, снова в столицу.
О том, как живет российская глубинка, легче всего узнать вот так вот, во время вагонных разговоров, когда никто никому ничего не должен, и разговор льется словно песня. Вот почему такой живой, можно сказать, профессиональный интерес у меня к попутчикам.
Место торговок из Бузулука заняли пенсионеры. Иван Павлович и Мария Михайловна ехали на свадьбу к внуку. Разговор клеился. Дед со вздохом вспоминал, какими щедрыми урожаями одаривала земледельцев оренбургская житница в советские времена. Хлебом жил и богател регион.
- А сегодня, - сетовал бывший комбайнер, - к земле нет тяги у молодежи. В уцелевших хозяйствах молодые механизаторы наперечет. Кому поднимать село, возрождать былую славу оренбургских хлеборобов?
Тогда нечем было ни утешить, ни обнадежить старого пахаря. Дело-то было еще летом 2005 года. О национальном проекте в сфере АПК, если уже и задумывались в высоких инстанциях, то нам, простым россиянам, еще не докладывали. А спустя ровно два месяца после этой поездки довелось мне побывать на ВВЦ в качестве участника ежегодной ярмарки «Золотая осень». Осматривая павильоны с выставленной продукцией из самых разных регионов нашей страны, особое внимание обратила на стенды Оренбургской области, пожалуй, с самой богатой продовольственной коллекцией из всех представленных здесь. Значит, есть чем блеснуть и накормить! Практически все районы этого богатейшего края были представлены новинками в хлебобулочной, мукомольной, мясоперерабатывающей отраслях. Слюнки текли от вида пышных караваев, окороков и крохотных охотничьих колбасок. Подумалось, а что бы сказал мой умудренный жизнью попутчик, если бы увидел такое великолепие? Наверное, порадовался бы, а может быть, и с сомнением покачал головой, мол, сегодня, слава Богу, есть чем блистать и хвалиться. А завтра?
… Но вернемся к началу моей поездки. По прибытию в Москву, на Казанский вокзал, мы вскладчину взяли такси и отправились на ВВЦ. Попутчица Валентина, лет сорока на вид, сухощавая, подвижная и улыбчивая, тоже спешила по этому же адресу. Только павильоны у нас оказались разные. Приехали мы одним и тем же поездом, и по пути к месту назначения выяснили, что все мы трое почти земляки и даже имеем общих знакомых. Таксист, слушая наши восторженные объяснения и уточнения, откровенно рассмеялся и сказал не без гордости: «Вот за что я люблю нашу Москву, так за то, что многие приезжие здесь почему-то сразу находят родню, хотя и едут сюда одним поездом».
Когда я поинтересовалась у моей новой знакомой, с какой целью она приехала в столицу и что ей нужно на ВВЦ, она объяснила, что везет на ярмарку знаменитые оренбургские платки, палантины и паутинки. Место в 70-м павильоне она уже забронировала заранее и надо только отыскать администратора, чтобы тот указал, где ей встать с товаром.
- Ну, а кроме вязания, чем еще в вашей деревне Чеботарево занимаетесь? - спросила я.
Валентина грустно улыбнулась:
- Колхоз наш лет десять назад гремел на весь Кувандыкский район. И в области считался далеко не последним. Сегодня нет ни фермы, ни мастерской. Последние трактора порезали на металлолом и сдали за долги. Поля арендуют какие-то люди из города. Пригонят технику, вспашут, посеют, уберут, что выросло. И снова никого.
Как оказалось, земельные паи чеботаревцы сдают в аренду приезжим фермерам. Женщины занимаются платками, мужчины ведут подсобное хозяйство. Молодежь потихоньку разъезжается.
Вот с ней едет сын Витя. Ему под 30. Женат. Свой дом поставил благодаря маминым платкам и отцовским быкам. Если бы не родительская помощь, то удрал бы сын вместе с семьей в ближний город Медногорск или Кувандык. Но жаль отца и мать бросать. Жаль из красивой деревни уезжать, хочется, чтобы маленький сынок Виктора подольше побыл у родной землицы.
Об этом он мне говорил у входа в павильон, пока его мама хлопотала о торговом месте. Я решила их проводить внутрь, и вдруг увидела, что их торговая площадка располагается в тесном окружении представителей церквей и монастырей Самарской области. Оказывается, они также не первый год участвуют в этой знаменитой ярмарке, продавая свечи, мед, пряники и какие-то душистые яства, вязаные носки и варежки, церковную утварь, литературу, иконы, обереги... Я по натуре оптимист, поэтому посчитала соседство Валентины удачным, о чем и сказала ей на прощание.
И все-таки, все-таки, почему многие деревни России вымирают? Вымирают оттого, что их обитатели устали бороться с безработицей, не стало управы на «раскрепощенных» от повседневных дел и забот мужиков, пьющих горькую все чаще и чаще со своими женами, также потерявшими опору в жизни. Когда я ступаю на землю родной моей Акберды в Башкирии, где осталось десятка три дворов в окружении великолепной природы, мне становится и печально, и стыдно, и так смутно на душе, что хочется плакать. Прав, прав был мой седовласый попутчик Иван Павлович, с горечью толкуя о невосполнимых потерях российской деревни. Об этом официально сказано и на сайте муниципального района Зианчуринский: «В деревне Н. Акберда сельского поселения Муйнакского сельсовета, девять лет назад проживало 156 человек: мужчин – 72, женщин 84, в 2002 году было зарегистрировано всего 170 человек: 81 мужчина и 89 женщин. Прирост населения составил 14: 9 мужчин и 5 женщин. В 56 подворьях граждан содержатся 88 голов крупного рогатого скота, 14 лошадей, 117 голов коз и овец, 11 уток и 28 гусей, тракторов и грузовых автомобилей нет, зато имеется 19 легковых автомобилей. Почти два десятка акбердинских семей не имеют подсобного хозяйства».
На днях была у меня в гостях дальняя родственница Татьяна Заруцкая, уроженка этой деревни, где по сей день проживают родители ее мужа.
- Наведываясь в гости на нашу малую родину, - сообщила она мне, - стараемся уехать поскорее, несмотря на красоту нашего уголка. Народ разбегается. И если в башкирских деревнях еще строятся, то в нашей, русской, словно метелкой выметает не только молодых, но и стариков. Пройдет год-другой и там ничего не останется. Как не осталось ничего от «тезки» нашей Акберды, расположенной в верховьях речки Акбердинки.
…Туда прошлым летом заехали студенты Оренбургского университета. В своем «Вестнике» они по приезду поделились своими впечатлениями: «Остановились в прекрасном месте: среди гор и лесов. Раньше здесь была деревня Верхняя Акберда, а сейчас, пожалуй, все, что осталось от цивилизации, - брошенные дома да заросшие бурьяном дворы. Электричество отрезано, а зарастающие травой дороги иначе как направлениями не назовешь. Удаленность от трассы и других населенных пунктов привела деревню к гибели: нет школы, больницы, а после развала колхоза – и работы. Да, много еще чего нет, но есть плодородная земля, а дома из огромных сосновых бревен, даже брошенные, выглядят лучше, чем некоторые жилые в старых кварталах Оренбурга. Чем не рынок вторичного жилья? И почему бы не предложить их за мизерную плату беженцам, которые ютятся в переходах и живут попрошайничеством?
Вид «бездушной», покинутой людьми деревни очень тягостный, а потому мы разбили лагерь несколько поодаль, впрочем, не углубляясь в лес. Рядом был родник, дающий жизнь небольшому ручью, и возвышались березы, которые нам, жителям степного края, казались просто огромными. А кучи земли, видневшиеся поодаль, оказались муравейниками, самый высокий из них – около полутора метров. В пестром разнообразии цветущих трав желтыми и сиреневыми пятнами выделялись зверобой и душица».
А мне вспомнилась эта самая дальняя деревенька конца 50-х годов, где я гостила перед тем, как пойти в школу, у своей двоюродной сестры Раечки Шеховцовой. И тогда там домов было не густо, но жили люди, как у Христа за пазухой. Держали до десятка голов скота, водили птицу, пчел. Женщины, кроме работы на ферме, в поле, на току, занимались вязанием пуховых платков. Вокруг поселения были леса, луговые поляны с земляникой и целебными травами. Какое прекрасное место для детского курорта или санатория. Но так и не дошли руки у наших правителей до нужд простого народа. Рядом с нашей Акбердой почти исчезла другая деревня – Русская Чумаза, а еще раньше – еще с десяток поселений, в которых жизнь, как говаривали раньше, била ключом.
Думаю, что не всегда бывает откровенным и руководитель одного из башкирских хозяйств, с которым мы, навещая родные места, встретились по особому случаю. Но на этот раз он говорил прямо, открыто и с большой тревогой о судьбе российской деревни:
- До 70 процентов хозяйств нашего района можно считать банкротами. Разве дело, что я «горючку» выпрашиваю в соседней области, тогда как моя Башкирия захлебывается от сверхпланово добываемой нефти. У нас в колхозе было пять бригад, в том числе и ваша деревня. А работящего люда осталось по три-четыре человека с каждого звена. Да вы, наверное, уже были в Акберде, видели, что почти ничего не строим. Тут, на центральной усадьбе, немного да прибавляется домов, а вот чуть подальше, в глушь – разор. И это при таком богатстве, которое есть у нашей республики!
На выставке «Золотая осень» министр сельского хозяйства России Алексей Гордеев, выступая перед журналистами-аграрниками, обнадежил:
- Инвестиции в АПК будут увеличены в десятки раз. Позитивные изменения грянут уже в ближайшее время. Только, прошу вас, не теряйте остроты пера и чаще пишите о проблемах села, его жителей. Пожелания хорошие. И мы, конечно, постараемся оправдать те надежды, которые возлагают на нас, прежде всего, сами жители сел и деревень.
На ярмарках социокультурных проектов, проходящих ежегодно в Нефтегорске и в Самарской области, мы воочию видим, каким мощным потоком пошли в села области идеи и средства по переустройству жизни сельчан, их культурному обслуживанию. Наделенные природной сметкой, смекалкой, трудолюбием и старанием, сельчане не опускают руки, когда в их дом приходит нужда или другие трудности. Умеет этот удивительный народ терпеть, любить, надеяться на лучшее и верить, что благодаря президентским проектам и на их улицу придет праздник…
Сельская глубинка держится, прежде всего, на людях, которые, слава Богу, не теряют надежду и веру в свою землю и силу своих натруженных рук. Все они в разное время стали и еще станут героями моих рассказов, зарисовок, репортажей, путевых заметок. И я посвящаю такие вот строки: «Кто не знает сельского распорядка дня, той нагрузки, которую каждый хозяин подворья добровольно взваливает на себя, тот вряд ли поймет, что за всеми рекламными прелестями об уютном и хлебосольном «домике в деревне» стоит тяжелый труд, связанный с каждодневным риском потерять все, что ты имеешь, во что вложил не только свое старание, время, средства, но еще и сердце».
Стоит прислушаться и к словам еще одного моего героя, Владимира Петрушина, сельского бизнесмена и фермера из Утевки: «Государство – ведь та же семья. И если семья будет надеяться, что родители или дяди-тети дадут кусок хлеба, нальют молочка, то такая, с позволенья сказать, семья обречена на нищенство. Мы ведь эти этапы уже проходили: раскулачивание и организацию колхозов, совхозов, когда при наличии хлеба в закромах государства народ голодал и умирал. По разным данным только от голодомора погибло от одного до четырех миллионов россиян. А что натворили в годы перестройки? Не удержали хозяйства от банкротства. Так что, когда-никогда, а хлебушек будет востребован, но одним годом былые объемы не восстановишь и обороты не наберешь. Тут нужно время и немалое, средства – также немалые. Вот почему я обеими руками голосую за помощь государства аграриям, но такую помощь, которая не била бы по карману, а действительно помогала сохранить и приумножить богатство российской земли».
Не устаю писать о том, как живется российскому мужику, как пластается на своих сотках крестьянская семья, как поднимают родители детей, направляя их на учебу в вузы, чтобы не остались малограмотными. И делают все, чтобы вернулись они под родные крыши уже дипломированными специалистами. С особой теплотой и, быть может, порой и с пристрастием веду повествование о том, как живется-можется сегодня сельской женщине-труженице. Об одной из них родились вот эти строки: «Таких как Анна Николаевна Останкова в селах нашего района гораздо больше, чем тех, кто ждет у моря погоды и никак не поймет, что уже не спрячешься за широкую спину родного колхоза, ибо колхоз – день вчерашний и невозвратный. Значит, надо полагаться на свои силы и сноровку жить по-настоящему, не терять веру в удачу. Примечательно то, что первыми науку достойного выживания освоили сельские женщины – эти неутомимые труженицы и оптимистки, за что большое им спасибо!»
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: