11 января 2009 11:34
Автор: Галина Маевская (г. Самара)
К 200-летию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя
Автор посвящает публикуемый материал
Смоличеву Евгению Петровичу,
открывавшему ей многообразие мира.
Гоголь и Смирнова
( Сокращенный вариант из журнала «Самарская Лука»)
Знакомясь с эпистолярным наследием Николая Васильевича и его друзей, понимаешь, как много помыслов, чувств, среди них - пламенных, страстных, ведомых только ему одному, похоронил в себе Гоголь. В письме из Вены он писал: «Много, слишком много времени нужно для того, чтобы узнать человека и полюбить его, и не всякому послан дар узнавать вдруг. Сколько было людей обманувшихся! А сколько, может быть исчезло с лица земли таких, которые таили в душе прекрасные чувства, но они не знали, как их высказать; на их лицах не выражались эти чувства, и жребий их был умереть неузнанными».
Находясь зимой 1843-44 г.г. в Ницце, Гоголь писал своим друзьям.
Данилевскому: «Ты спрашиваешь, зачем я в Ницце, и выводишь догадки насчет сердечных моих слабостей. Это, верно, сказано тобой в шутку, потому что ты знаешь меня довольно с этой стороны. А если бы даже и не знал, то, сложивши все данные, ты вывел бы сам итог».
Языкову: «…это «перл» всех русских женщин, каких мне случалось знать, а мне многих случалось из них знать прекрасных по душе. Но вряд ли кто имеет в себе достаточные силы оценить ее. И сам я, как ни уважал ее всегда и как ни был дружен с ней, но только в одни страждующие минуты и ее, и мои, узнал ее. Она являлась истинным моим утешителем, тогда как вряд ли чье-либо слово могло меня утешить, и, подобно двум близнецам-братьям, бывали сходны наши души между собой».
Этот «перл», эта женщина – Александра Осиповна Смирнова-Россет. Дочь французского эмигранта, после окончания Екатерининского института – фрейлина двух императриц. Она не совершила ничего выдающегося, не умела сочинять ни стихов, ни музыки, не играла на сцене, не сказала свое слово ни в науке, ни в общественной жизни, но судьба подарила ей общение с самыми выдающимися представителями литературы и культуры России девятнадцатого века. Пушкин, Крылов, Жуковский, Вяземский, Хомяков, Владимир Одоевский, Александр и Иван Тургеневы, Лермонтов, Тютчев, Гоголь, Белинский, Алексей и Лев Толстые, Сергей и Иван Аксаковы, художник Иванов, артист Щепкин, и этот перечень можно продолжать еще долго. Русская поэтесса Евдокия Ростопчина, поняв сложность натуры Смирновой, искавшей внутреннего освобождения и общения с людьми, способными понять ее состояние, писала:
…Но вам являлась ли она,
Раздумья томного полна,
В тоске тревожной и смятенной,
Когда в разуверенья час
Она клянет тщету земную,
Обманы сердца, жизнь пустую
И женщин долю роковую,
И все, и всех – себя и вас…
И строка «женщин долю роковую» не поэтическая риторика, Александра Осиповна действительно не была счастлива в семейной жизни. Со свойственной ей прямотой и безжалостностью к себе она писала: « я продала себя за шесть тысяч душ…». Своего мужа Николая Михайловича Смирнова – богатея и карточного игрока, доброго и взбалмошного человека, сенатора, дипломата, губернатора Калуги и Петербурга, от которого она имела детей, деньги, безбедное проживание в России и за границей, она не любила. Не будем судить ее жизнь со столь далекого временного расстояния, тем более что мы не сможем выслушать ответное суждение.
Александра Осиповна любила русскую поэзию, неплохо разбиралась и в западной, много читала на французском, немецком, английском и итальянском языках, обладала тонким и верным поэтическим чувством.
С ее портретом знакомит нас Лермонтов в своей неоконченной повести «Лугин»: «Она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях, черные, длинные чудесные волосы оттеняли ее молодое и правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли. Ее красота, редкий ум, оригинальный взгляд на вещи должны были произвести впечатление на человека с умом и воображением».
Насколько же велико было обаяние, исходившее от этой женщины, если искал общения с ней Пушкин. 18 марта 1832 года он подарил Александре Осиповне альбом с поэтическим эпиграфом, написанным как бы от ее имени:
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный.
Простое сердце, ум свободный,
И правды пламень благородный
И, как дитя, была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло
И шутки злости самой черной
Писала прямо набело.
Александра Осиповна уезжает с мужем за границу. Зиму 1837 года Николай Васильевич проводит в Париже, бывает в доме Смирновых. Об этих встречах читаем в ее воспоминаниях: «Мы читали с восторгом «Вечера на хуторе близ Диканьки», и они меня живо переносили в великолепную Малороссию. Оставив еще в детстве этот край, я с необыкновенным чувством прислушивалась ко всему тому, что его напоминало, а «Вечера на хуторе» так ею и дышат. С ним тогда я обыкновенно заводила речь о высоком крыльце и бурьяне, о белых журавлях на красных лапках, которые по вечерам прилетают на кровлю знакомых хат, о галушках и варениках, о сереньком дымке, который легко струится и выходит из труб каждой хаты; пела ему «ой, не ходы, Грицю, на вечорныцы».
И легко шла у Гоголя в ту зиму работа, пока не сразила его горестная весть о гибели Пушкина. Для него опустел мир и он пишет Плетневу: «…никакой вести хуже нельзя было получить из России. … Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его перед собой……. несколько раз принимался я за перо – перо падало из рук моих. Невыразимая тоска».
Он уехал в Рим, надеясь там, в «вечном городе», набраться сил для продолжения жизни.
Затем возвращение в Петербург, где Гоголь в доме Смирновых читает свою поэму «Мертвые души». Отъезд в Москву. Большие надежды он возлагает на издание поэмы, что позволило бы ему рассчитаться с огромными долгами. Но московский цензорский комитет запретил ее печатать. Николай Васильевич буквально раздавлен этим известием. Он пишет письма в Петербург Плетневу и Смирновой, рассчитывая на их помощь в издании своей поэмы.
«…Я получила от Гоголя письмо очень длинное, все исполненное слез, почти стону, в котором жалуется с каким-то почти детским отчаянием на все насмешливые отметки московской цензуры. К письму была приложена просьба к государю, в случае чего не пропустят первый том «Мертвых Душ». Эта просьба была прекрасно написана, очень коротко, исполнена достоинства и чувства, вместе доверия к разуму государя, который один велел принять «Ревизора» вопреки мнению его окружавших…».
Александра Осиповна, граф Строганов обращаются к царю с просьбой об оказании помощи Гоголю. И назначен пансион, получено разрешение на печать. Эта была для него моральная и материальная передышка в жизни.
Гоголь был в Риме, когда туда приехала Александра Осиповна и он становится ее гидом. Она воспоминала: «Не было итальянского историка или хроникера, которого бы не прочел, не было латинского писателя, которого бы он не знал; все, что относилось до исторического развития искусства, даже благочинности итальянской, ему было известно и как-то особенно для него весь быт этой страны, которая тревожила его молодое воображение, и которую он так нежно любил, в которой его душе яснее виделась Россия. Изредка тревожили его там нервы в мое пребывание, и почти всегда я видела его бодрым и оживленным…». Он знакомил ее с Рафаэлем, творения которого считал несравнимыми ни с кем.
В Сикстинской капелле, стоя перед картиной «Страшного суда», Гоголь сказал: «Тут история тайн души. Всякий из нас сто раз на день то подлец, то ангел». Показывая ей Италию, Гоголь вел себя как влюбленный юноша. Свои чувства он тщательно пытался скрыть от нее, от друзей и от самого себя, но нельзя скрыть эти чувства от женщины, которую любишь. В чем-чем, но здесь женщины очень проницательны, и однажды Смирнова сказала ему: «Да, вы ведь влюблены в меня». Гоголь буквально убежал после этих слов и какое-то время не показывался нигде.
Александра Осиповна уезжает лечиться в Баден, и уже через несколько дней следом выезжает Гоголь в Эмс, где в это время жил Жуковский, которого она собиралась навестить. Гоголь разминулся с Александрой Осиповной. Она поехала к Жуковскому, а он, не дождавшись ее, выезжает к ней в Баден. И назад в Эмс Николай Васильевич шлет ей записку, за шутливым тоном которой скрывается желание увидеть ее быстрее: «Каша без масла гораздо вкуснее, нежели Баден без Вас. Кашу без масла все-таки можно как-нибудь есть, хоть на голодные зубы, а Баден без Вас просто нейдет в горло».
Уезжая на зиму в Ниццу, Александра Осиповна приглашает туда и Гоголя, но он, понимая, что уже слишком привязался к ней, боится решиться на эту поездку, и все-таки не выдержал и, отбросив все сомнения, размышления, в декабре 1843 года приезжает в Ниццу. Их встречи участились, он почти ежедневно обедает у Смирновых. Весной она уезжает в Париж, а Гоголь собрался во Франкфурт, куда переселился Жуковский.
И ползут в Россию из-за границы слухи-догадки. Александр Тургенев пишет Вяземскому: «Через четыре дня Смирнова едет прямо во Франкфурт; оставит детей с Жуковским, а с Гоголем обрыскает Бельгию и Голландию». И она действительно приезжает во Франкфурт. А Гоголь получает письмо из Москвы от одной из своих богомольных поклонниц: «Вам угодно, чтобы я сказала мое опасение за Вас. Извольте; помолясь, приступаю. Знайте, мой друг, - слухи, может, и несправедливы, но приезжавшие все одно говорят, и оттуда пишут то же, - что Вы предались одной особе…»
Слухи эти летали по Европе, Москве, Петербургу, Царскому Селу, долетели и до родных в украинском селе Васильевка. Слухов было много, но правду знали только они двое – Александра Осиповна и Николай Васильевич. Совместной поездки в Бельгию и Голландию не было. Александра Осиповна возвращается в Россию. А перед Гоголем как в калейдоскопе мелькают – Остенд, Париж, Гамбург, Карлсбад, Греффенберг, Галле, Дрезден, Берлин, Рим… Он словно бежит от самого себя. Работа не ладится, из-под пера выходит все время что-то не то. Сохранились свидетельства современников об этом периоде его работы: «Пишет и жжет». Во Франкфурте он сжег законченную драму из малороссийской истории, над которой работал много лет. Легко писались только письма, наполненные советами и наставлениями той, которая являлась перед его глазами, едва он их устало закрывал.
А из России Александра Осиповна пишет Гоголю: «Мне скучно и грустно, скучно от того, что нет ни одной души, с которой я бы могла вслух думать и чувствовать, как с Вами; скучно потому, что я привыкла иметь при себе Николая Васильевича, а что здесь нет такого человека, да вряд ли в жизни найдешь другого Николая Васильевича… Душа у меня обливается каким-то равнодушием и холодом, тогда как до сих пор она была облита какою-то теплотою от вас и вашей дружбы. Мне нужны ваши письма».
И он писал, поощряемый ответами, становился своего рода ее духовником. Он пишет длинные письма ей и не замечает, что в ответах все чаще проскальзывает нежелание видеть в нем только своего утешителя и наставника. Гоголь писал: «Любовь, связавшая нас с Вами, высока и свята. Она основана на взаимной душевной помощи, которая в несколько раз существеннее всяких внешних помощей» .
Николая Михайловича Смирнова назначают губернатором в Калугу, Александра Осиповна уезжает с мужем. Отсюда В.Г. Белинский писал жене: «Пребывание в Калуге останется для меня вечно памятным по одному знакомству. Я был представлен Смирновой, c’ est une dame de gualite, свет не убил в ней ни ума, ни души, и того и другого природа отпустила ей не в обрез. Чудесная, превосходная женщина, - я без ума от нее. Снаружи холодна, как лед, но страстное лицо, на котором видны следы душевных и физических страданий, изменяет невольно величавому наружному спокойствию».
Гостя у Смирновых в Калуге, Гоголь занимал флигель в губернаторском саду. Сейчас на этом месте, в городском парке стоит памятная стела. А тогда, ночью глядя на спящий губернаторский дом, Николай Васильевич мысленно продолжал беседы с Александрой Осиповной, высказывая в эти моменты все то, что не решался сказать наяву. Он гостит и в Бегичеве, калужской деревне Смирновых.
Но никак не идет работа над вторым томом «Мертвых душ». Выходили из-под пера образы, далекие от его замыслов.
Николай Васильевич приезжает в Спасское, подмосковное имение Смирновых. По возвращении в Москву он старается как можно чаще бывать у них, всегда используя любой случай побыть возле Александры Осиповны.
В сентябре 1851 года Гоголь едет на родную Украину, на свадьбу сестры. Дорога оставляла в стороне Калугу. Издалека, под нависшими над ней темными тучами, она не напоминала больше ему Константинополь. И больше не жила в ней женщина, с которой связано столько воспоминаний и переживаний!
В последние годы его жизни много писалось о его усиливающейся религиозности и психической неуравновешенности. В.А Соллогуб дает тонкий психологический портрет великого писателя: «Он страдал долго, страдал душевно – от своей неловкости, от безнадежной любви, от своего бессилия перед ожиданиями русской грамотной публики, избравшей его своим кумиром. Он углублялся в самого себя, искал в религии спокойствия и не всегда находил; он изнемогал под силой своего призвания, принявшие в его глазах размеры громадные, томился тем, что непричастен к радостям, всем доступным, и изнывал между болезненным смирением и болезненной, несвойственной ему по природе гордостью».
Друзья активно обсуждали отношения Гоголя и Смирновой. Николай Языков пишет своему брату: «Ты, верно, заметил в письме Гоголя похвалы, восписуемые им г-же Смирновой. Эти похвалы всех здешних удивляют. Хомяков, некогда воспевший ее под именем «Иностранки» и «девы розы», считает ее вовсе не способной к тому, что видит в ней Гоголь, и по всем слухам, до меня доходящим, она просто сирена, плавающая в прозрачных водах соблазна».
С. Аксаков считал: «…Смирнову он любил с увлечением, может быть, потому, что видел в ней кающуюся Магдалину и считал себя спасителем ее души. По моему же простому человеческому смыслу, Гоголь, несмотря на свою духовную высоту и чистоту, на свой строго монашеский образ жизни, сам того не ведая, был несколько неравнодушен к Смирновой, блестящий ум которой и живость были тогда еще очаровательны…» .
Так что за чувства преобладали в отношениях Гоголя и Смирновой?
Не такая уж редкость в жизни – сложные, не укладывающиеся в обычные рамки загадочные для постороннего взгляда отношения между людьми. Но почему постороннему взору всегда хочется заглянуть в чужую жизнь, в чужые отношения и обязательно высказаться?
После смерти Николая Васильевича Александра Осиповна записала в своих дневниках:
«Каким образом, где именно и в какое время я познакомилась с покойным Н.В. Гоголем, совершенно не помню. Это может показаться странным, потому что встреча с замечательным человеком обыкновенно памятна… Когда я однажды спрашивала Н.В., где мы с ним познакомились, он мне отвечал: «Неужели вы не помните? Вот прекрасно! Так я ж вам не скажу; это, впрочем, тем лучше, это значит, что мы с вами всегда были знакомы». И сколько раз я его потом ни просила мне сказать, где мы познакомились, он всегда отвечал: «Не скажу, мы всегда были знакомы».
В этом деликатном шутливом ответе проскальзывает теплое отношение Гоголя к своей собеседнице и надежда на продолжение дружбы, возникшей незаметно и естественно.
В начале 1831 года Гоголь по рекомендательному письму познакомился с В.А. Жуковским, о чем и писал А. Данилевскому: «Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе. Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я…». Вероятно, там и произошло знакомство с Александрой Осиповной, жившей в то лето недалеко от дачи Пушкиных и часто бывавшей у них.
Прошло более чем полтора века после смерти Николая Васильевича Гоголя. Александра Осиповна пережила его на 30 лет. Возможно, их бессмертные души там, в жизни вечной, вспоминают и даже продолжают свои неповторимые земные отношения, достоверные подробности которых они унесли с собой.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Читательские комментарии
13 января 2009 16:22
Уважаемая Галина Васильевна, я не знаю, в каком ряду находятся Ваши литературные исследования (слишком мало знакома с Вашим творчеством), но то, что Вы исследовали и написали, достойно самой высокой оценки российских литературоведов и биографов. Вещь уникальная и потрясающая, далекая от того, что нам предподносили в школе и университете. Вы сумели создать прекрасную Песнь любви двух замечательных личностей. Читала и сопереживала этим людям, нашедшим радостное утешение друг в друге.
Низкий поклон Вам за сей Труд, и дай Бог Вам сил и вдохновения на дальнейшие такие же исследования.
С уважением Антонида Бердникова. Нефтегорск.