Краги (На конкурс "Служу народу и Отечеству" имени Героя Советского Союза В.В. Карпова) : [an error occurred while processing this directive] <div id=page> <h1><a href='/litera/public/index.shtml'>Публицистика</a> » <a href='/litera/public/rubcov/index.shtml'>Виктор Рубцов</a></h1> <img id='mainimg' src="/files/33887/0001(145).JPG" width="145" height="113" alt="Краги (На конкурс "Служу народу и Отечеству" имени Героя Советского Союза В.В. Карпова)"></a> <span class="date"><span>28 октября 2008 13:42</span></span> <h3><i>Автор:</i> Виктор Рубцов (г. Отрадный Самарской области)</h3> <h2>Краги (На конкурс "Служу народу и Отечеству" имени Героя Советского Союза В.В. Карпова)</h2> <P><B>Автобиография Виктора Рубцова</B></P> <P>Я родился 24 декабря 1950 года в г. Грозном. В первом родильном доме, вплотную прилегавшем к воинской части, в которой в то время служил офицером мой отец - Рубцов Николай Васильевич, бывший фронтовой разведчик. Вместе с другими военными в конце сороковых он выбивал в горах Чечни банды недобитых прислужников гитлеровцев. Неподалеку от военного гарнизона, в старинной части Старого Грозного, где в оные годы был создан один из опорных пунктов царской армии для укрепления позиций России на Кавказе – крепость Грозная – на улице Арсенальной, впоследствии переименованной в улицу имени космонавта Валерия Быковского. Здесь в небольшой двухкомнатной квартире, в доме бывшего хозяина завода по производству прохладительных напитков, превращенном в годы Великой Отечественной войны в жилье для беженцев и тех, кого "уплотняли" или в чьих семьях были так называемые "враги народа", отправленные в ГУЛАГ, жила моя мать Стеганцова Зоя Михайловна – с бабушкой Марией и прабабушкой Ариной. Сюда их переселили из просторной квартиры элитного для того времени Сталинского дома, в котором проживали в основном местные начальники, после того, как в боях под Смоленском осенью 1941 года погиб мой дед по материнской линии Михаил Дмитриевич Стеганцов, уроженец города Воронежа. Как рассказывала мне бабушка, он был военным инженером-строителем и отстраивал многие крупные объекты в Липецке, Комсомольске-на-Амуре, Северном Кавказе, в частности, и в Грозном. В Грозном, на той самой улочке Арсенальной, выходившей к Молотовскому дому, за которым располагались главпочтамт и стадион Динамо, где часто бывал мой отец, когда их батальон находился в гарнизоне, и повстречались мои отец и мать. А потом появился на свет я. Мать и отец в ту пору жили вместе с моими бабушками на Арсенальной. Там прошло и мое раннее детство. В непосредственной близости от бывшей крепости Грозной, склепа и памятника герою войны 1812 года, покорителю Кавказа генералу Ермолову (этот памятник, напомню, вернувшиеся из Казахстана радикально настроенные чеченцы неоднократно взрывали). И все это в той части города вместе с его еще мощеными булыжником улицами с деревянными тротуарами создавало особую и неповторимую ауру. Молодые отец и мать тогда не пропускали ни одного концерта или нового кинофильма, которые здесь показывали. Часто на эти концерты и кинопоказы они брали и меня. Там я увидел "Карнавальную ночь" в главной роли с еще юной Людмилой Гурченко, и там же позднее, еще мальчишкой, я в антрактах частенько общался то с Аркадием Райкиным, то с Владимиром Трошиным, то еще с кем-то. Прямо из кулис сцены Первомайского сада они спрыгивали через обычно приоткрытую для притока свежего воздуха огромную дверь, выходившую прямо на перекресток улиц Коммунистической и Арсенальной. И как раз здесь, как помню, местные урки сняли золотые часы с руки Аркадия Райкина, приставив к его боку нож. Телохранителей, как у нынешних звезд эстрады, в то время у знаменитых артистов не было. Да и, честно говоря, такой случай был, скорее, исключением, чем типичным. Но между тем, что было, то было. Видел и ставшего позднее знаменитым Иннокентия Смоктуновского, который работал в молодые годы в драматическом театре имени М.Ю.Лермонтова, тоже находившемся неподалеку от нашего дома. В министерской двухэтажке, построенной позднее во дворе нашего дома, больше месяца жила знаменитая кинотруппа, участвовавшая в съемках фильма "Казаки" в главной роли с богатырем Борисом Андреевым.</P> <P>Неподалеку от Первомайского сада находился самый большой в ту пору кинотеатр имени героев-Челюскинцев, где билетершей работала крестная моей мамы - тетя или бабушка (в зависимости от ситуации ее называли по-разному) Шура. И там я тоже бывал частенько, некоторые фильмы пересматривал по нескольку раз. За кинотеатром имени героев-Челюскинцев находился сквер имени Лермонтова, с памятником великому поэту. И позднее была построена библиотека имени А.П.Чехова. Рядом со сквером, на площади имени Серго Орджоникидзе находился Грозненский нефтяной институт, куда я после окончания десятилетки поступил на вечерний факультет. К тому времени (1968 год) подоспели известные события в Чехословакии. И почти всех ребят с нашего курса по дополнительному призыву призвали на службу в Вооруженные Силы страны, в одночасье ставшей европейским жандармом, как вещали "вражеские голоса" на Западе, а многие из нас, посланных служить в ГСВГ (Группу Советских Войск в Германии), "оккупантами" свободолюбивой страны. С чем я в ту пору, конечно же, не мог согласиться, так как политработа в нашей Плауэнской дивизии, располагавшейся на стыке трех стран - Чехословакии, ГДР и Западной Германии, велась на уровне. Это уже потом мы переосмысливали то, что происходило тогда, и с тревогой смотрели на другие события - в Афганистане, где вновь гибли и получали увечья российские парни. Со многими из тех, кто выжил в той войне, мне приходилось встречаться. Об одном из них и мой рассказ "Ленка". Как и герой моего рассказа, в 1969 году, получив серьезную травму, я почти четыре месяца провел в военном групповом госпитале в Бейлице. Поэтому история, описанная мною в "Ленке", психология искалеченных и порой доведенных до отчаяния ребят, мне хорошо знакома. И все же армия, несмотря ни на какие издержки и превратности судьбы, дала мне настоящую закалку, которая помогала выжить в трудные времена, научила никогда не унывать и находить выход из любого положения. В армии в 1969 году я начал сотрудничать в дивизионной газете "Гвардеец", где в качестве военкора получил первые навыки журналистского дела. В то же время, как и до армии, продолжал активно заниматься спортом, защищал честь своего соединения и ГСВГ, бывал на сборах в Веймаре, Иене, спортклубе ГСВГ под Потсдамом. Много впечатлений во время поездок по ГДР осталось не только о спортивных состязаниях, но от посещений Дрезденской галереи, Дворца Правосудия в Потсдаме, где проходил знаменитый Нюрнбергский процесс, мемориального комплекса и лагеря смерти в Бухенвальде. Наверное, тогда я понял подлинную ценность человеческой жизни, смысл прекрасного и отвратительного, Добра и Зла в их космическом измерении. С тех пор, поднакопив впечатлений, и стал пописывать стихи, затем заметки и рассказы для газет. После возвращения в Грозный рано занялся журналисткой работой. Сначала - в многотиражке на нефтеперерабатывающем заводе имени Ленина, где к тому времени работал заместителем директора мой отец, позднее - заместитель Генерального директора объединения "Грознефтехимзаводы" с его 35-тысячным коллективом нефтепереработчиков и нефтехимиков, а потом в республиканских газетах. Немало поездил по стране, работал в разных газетах. А после событий в Приднестровье, где жил и работал в конце восьмидесятых-начале девяностых, поселился в Самарской области. В газетах я проработал 37 с лишним лет. Все эти годы параллельно с журналистикой занимался литературным творчеством, писал стихи и рассказы, повести, которые в 80-ые годы публиковались в журналах «Молодая гвардия» «Простор», «Кодры», альманахе «Поэзия» и в других центральных и республиканских изданиях. Затем были публикации в журналах: "Московский вестник", "Русская жизнь", "Русское эхо", "Острова", российско-американском - "Я", "Голос эпохи", "Молоко" и других. Я автор книг стихов «Эхо тишины» и «В день чёрной звезды», переводов гагаузского поэта Мины Кеси- «Надежда», романа "Утро любви". Литературные критики 80-ых отзывались обо мне, в том же старшиновском еще альманахе "Поэзия", как о поэте новой волны, на грани риска пробивающей свой собственный путь сквозь преграды так называемого «соцреализма».</P> <P>«Главный мотив творчества В.Рубцова», - как писали другие литературные критики тех лет, - любовь к Родине и человеку - основан на лучших традициях русской литературы, ставящей во главу угла гуманизм и гражданственность, воплощённых в подлинно художественных формах, отвергающих любую фальшь и косноязычие. Ведь проза и поэзия либо есть, либо их нет. Думаю, им виднее. Сам себе и своему творчеству давать оценок не хочу. Знаю только одно, что многие мои хорошие литературные вещи в течение девяностых годов прошлого века и первого десятилетия ХХI-го так и не стали известны широкому кругу самарских читателей, хотя отдельные вещи публиковались в местных изданиях. В том числе в городских газетах "Рабочая трибуна", "<ST: w:st="on" PersonName>Вестник</ST:> Отрадного", "<ST: w:st="on" PersonName ProductID="Волжская коммуна">Волжская коммуна</ST:>". Думаю, этот недостаток помогла исправить "Литературная губерния" РИА "Самара, где были опубликованы разные подборки моих стихов и рассказы.</P> <P><B></B> </P> <P><B></B> </P> <P><B>Краги </B></P> <P>За тридцать с лишним лет работы в газетах у меня было немало интересных встреч с ветеранами Великой Отечественной и других войн, которые рассказывали не просто о героической жизни на фронтах, подвигах бойцов и офицеров, а и о почти невероятных и запомнившихся им навсегда случаях и эпизодах из военной эпопеи. Но жизнь была так стремительна, что не всегда и обо всем, что удавалось записывать в блокноты, я успевал рассказывать на страницах печати. Надеюсь, читателям, особенно молодым, в преддверии 60-летия Великой победы советского народа над фашистской Германией будет интересно узнать хотя бы о некоторых из этих историй, несмотря на то, что о войне, кажется, уже все написано. Думается, не все. А прочитано и подавно. Надеюсь, данная история вас в этом убедит. </P> <P>... До пионерского лагеря было километров шесть. Встав пораньше, группа девятиклассников, которым поручили шефство над малышней, весело шагала по шпалам "железки". Саша размахивал тросточкой и любовался июньским лесом, радовался птичьим перезвонам, ласковому, словно материнская ладонь, солнечному свету. Уже слышна была музыка, лившаяся из колокола репродуктора, прибитого к вылинявшему от солнца и дождей деревянному столбу, уже видны были брезентовые палатки, как вдруг все словно оборвалось, застыло на безмолвной, тревожной ноте. Будто грозовая туча пробежала над лесом, окуная все в свою свинцовую тень. </P> <P>- Внимание! Граждане и гражданки Советского Союза! Сейчас будет передано важное правительственное сообщение, - густым, глуховатым голосом сообщил по радио Левитан. </P> <P>...В тот же день всем классом пошли в военкомат. </P> <P>Военком, седоватый, прихрамывающий на одну ногу человек, чуть прищурясь, спокойно, как от мух, отмахнулся от ребят. </P> <P>- Не спешите, козлята, в лес, все волки ваши будут. Вам еще и восемнадцати нет. Тоже мне добровольцы. Марш отсюда! </P> <P>Но ребята не уходили. Настаивали на своем. Прошел день, два, три, и военкома удалось "уломать". </P> <P>- Ладно, орлята, проходите медкомиссию! - бросил он первым счастливчикам - Саше Обрезкову, Вите Сапожникову, Коле Гортинскому, Леше Кривоногову и некоторым другим, таким же безусым юнцам. </P> <P>Саша и его однокашники решили податься в танкисты. Им казалось, что танк - это самое современное и мощное оружие, с помощью которого фашистов вмиг можно разгромить в пух и прах. </P> <P>- Не подходите, молодой человек. - Протирая очки, с улыбкой сказал Саше доктор. </P> <P>- Это как же не подхожу?! Что у меня рук, ног или головы нет? </P> <P>- Вот то-то и оно, что есть. На два сантиметра выше, чем положено по ранжиру, ваша голова, юноша. </P> <P>С мечтами о танкистской службе пришлось распрощаться. </P> <P>- ...Молодой ты, грамотный, но воевать еще не умеешь. Давай-ка парень в училище! - предложил военком. - В авиационное, что скажешь? </P> <P>- В училище, так в училище. - С досадой махнул рукой Саша. </P> <P>Послали его в Вольское авиационно-техническое, где готовили стрелков-радистов, авиатехников, штурманов. Саша стал учиться на стрелка-радиста. Поначалу без особого энтузиазма - не на летчика же! Так сказать, на вторых ролях быть в бою, думал он. Но позже понял, что такое на самом деле - стрелок-радист. </P> <P>После торжественного выпуска из училища попал он в шестьдесят четвертый штурмовой полк. Было это под Полтавой, где когда-то русские войска под предводительством Великого Петра разгромили шведов. Авиаполк "утюжил" немецкие окопы, держал под своим контролем пути сообщения между селами Знаменка и Звенигородка невдалеке от железнодорожной станции Звезда. К ней то и дело шли груженые эшелоны. Самолеты один за другим делали вылеты, бомбили фашистский транспорт. </P> <P>А Саша, как назло, был "безлошадным". Не хватало самолетов на все экипажи. Приходилось пока сидеть, сложа руки, и ждать своей очереди. А подошла она, когда смертельно раненый посадил-таки самолет Толик Киселев. </P> <P>- Ну, что, экипаж, принимай машину, - обратился мрачный комэск к Саше и его товарищам. </P> <P>С какой жаждой ждал первого боя, первой встречи с ненавистным врагом Саша. Перед его глазами все еще стоял погибший друг. Но полеты проходили в основном спокойно. Самолет вместе с другими, выполняя задания, ходил на "объекты", разгружался и снова возвращался на базу. Конечно же, не так уж гладко все было. Приходилось и под огнем зениток входить в зону нападения, и с повреждениями машины на аэродром возвращаться, еле дотягивать до него - цепляли осколки снарядов. Но как-то так уж получалось, что почти до самого конца войны не было такого боя, о котором мечтал Саша. Боя, когда можно было встретиться с ненавистным врагом лицом к лицу. </P> <P>Но такой день настал. В конце апреля 1945 года полк базировался восточнее Одера. Предстояли самые трудные и напряженные бои. Эскадрилья получила задание лететь в тыл врага на разведку. В районе Лукенвальде начиналась передислокация немецких войск. И важно было точно установить, где и какие части противника сосредоточиваются. </P> <P>Задание было ответственным и опасным, подбирали лучших. Командир эскадрильи Виктор Кузьмин выбрал из стрелков-радистов Обрезкова. </P> <P>И вот, слегка покачав крыльями на прощанье, два Ила отправились за линию фронта. Шли на бреющем полете. Об обычном не приходилось и мечтать. Ведь летели без прикрытия, специально так было задумано, чтобы не привлечь лишнего внимания противника. Внизу расстилались тухельские леса, чуть справа и впереди чадил, покрывая небо разлапистыми деревьями копоти, фашистский Берлин. Благополучно прошли над зенитными точками, их здесь было натыкано почти на каждом километре. Спокойно и ровно билось сердце, радовалось виду горящего фашистского логова. </P> <P>В шлемофоне раздался знакомый голос Кузьмина: "Сашок, идем на разворот, "мессеры" засекли. Смотри в оба!" </P> <P>Саша повернул голову и сквозь стекло увидел четыре приближающиеся точки. Они быстро вырастали. Скорость у "мессеров" была больше, чем у Илов. И они нагоняли наших. Комэск начал маневрировать, сделал "ножницы" - вильнул влево, а его напарник - со вторым самолетом - ушел вправо. Но все же опасность не миновала. "Мессер" зашел в хвост кузьминскому самолету и стремительно, словно на гигантском магните, подтягивался к Илу. </P> <P>Саша выжидал. Вот уже стал виден контур винта. Оставалось метров четыреста-триста. Обрезков, сидевший в своей задней кабинке лицом к "мессеру", " нажал на гашетки пулемета. </P> <P>Немец оказался опытным. Умело уходил из под огня. </P> <P>- Виктор, маневрируй! - крикнул Саша командиру. Машина "заиграла". Вообще все это было похоже на большую и сложную игру ума и нервов. Ставкой в которой была жизнь. Саша прижался спиной к спинке. За ней была броня, которая защищала командира. А он, стрелок-радист, был сейчас один на один с немцем. Стреляли, маневрировали, меняя уровень высоты. И наконец-то, Саша попал как в "десятку", в кабину противника. "Мессер" накренился носом, а потом вошел в пике. Через несколько минут внизу среди зеленых крон деревьев раздался взрыв и появились всполохи пламени. </P> <P>- Ну вот, был " мессершмитт", а получился мусоршмитт - устало пошутил Саша. - Но не успел договорить, вновь пришлось взяться за гашетки. Надо было отбиваться от второго немца. К сожалению, вскоре кончились патроны. Как ни маневрировал Кузьмин, а фашист все приближался и приближался и мог вот-вот сбить их. У Саши на мгновенье замерло сердце. Он вновь, и теперь уже беспомощно, прижался к спинке. </P> <P>- Кажется, крышка!- промолвил стрелок-радист в микрофон. </P> <P>- Не дрейфь, прорвемся! - донесся в ответ ободряющий голос Кузьмина. И тут Саша вспомнил про случай с тезкой - Сашей Кухарем. Его самолет летел над линией фронта и разбрасывал листовки, когда наскочил немецкий истребитель. Отстреливался, отстреливался Кухарь и бесполезно. Кончились патроны. И вот тогда ему в голову пришла мысль - выбросить в вихревой поток большую кипу листовок. Они, закручивались воздухом в шар и летели навстречу немецкому самолету. Фашист тогда опешил и, не поняв, в чем дело, завопил в эфир: "У русских новое оружие, разворачиваюсь, ухожу из под огня!" </P> <P>Но сейчас у Обрезкова не было под руками ни листовок, ничего другого, что бы могло их заменить. Он неподвижными глазами впился в приближающийся самолет противника и обреченно опустил руки, ощущая их полную бесполезность. Потом перевел взгляд на гашетки. И в надежде, что, может быть, пулемет на минуту заклинило, а патроны не кончились и есть смысл повторить попытку сбить самолет противника, приближавшийся с каждой секундой все ближе, еще раз нажал на эти черные-черные, теперь уже, как предвестие гибели - то ли немца, то ли его устройства. Но пулемет не отреагировал. </P> <P>- Ах, ты чертушка мой, что ж ты не стреляешь!", - как с живым товарищем, заговорил с ним Саша.- И, видя бесполезность своих усилий, снова от злости сначала сильно нажал на гашетки, а потом пристукнул по ним своими крагами - летными перчатками. </P> <P>И его вдруг осенило". А что, если краги!" </P> <P>Он снял перчатки с рук, приоткрыл кабину и приготовился. Немец, поняв, что у русского кончились патроны, словно издевался, наслаждаясь предвкушением своей блестящей победы и скорой гибели врага. Не стрелял. Или, может быть, у него тоже кончились патроны, и он хотел резануть винтом по хвосту ИЛа. Саша терялся в догадках. И когда немец был метрах в ста, бросил, а вернее, отпустил в полет свои черные перчатки. Закрутившись в воздушном потоке, они тоже напоминали какой-то черный и довольно солидный шар (перчатки большие, почти по локоть). Он полетел прямо навстречу немцу. И надо же! Немец испугался или поосторожничал, не ожидая такого, а точнее, очевидно, не понял того, что произошло, "отвалил", слегка накренившись в полете, в сторону. </P> <P>А невдалеке уже была линия фронта. Лететь за нее немец побоялся. Так что самолет Кузьмина и Обрезкова благополучно вернулся на базу, выполнил важное боевое задание. </P> <P> </P> <br> • <a href='/litera/article17272.shtml?33887'>Отправить свой коментарий к материалу »</a><br> <br> • <a href='/meh/print.php?id=33887'>Версия для печати »</a><br><br> <div id='addcom'><h2>Комментарии:</h2></div> </div> <div class='ender'> </div> [an error occurred while processing this directive]