04 мая 2008 13:20
Автор: Борис Кожин, Светлана Внукова
ШИКУНОВЫ
Листьева, Влада Листьева, убили 1 марта.
В тот день... была защита диссертации у Иры Шикуновой. Нет, фамилия ее другая. Фамилия ее Некрасова. Но это не важно. Для меня это совсем не важно. Для меня она – Ира Шикунова. Всегда.
Так вот, у Иры Шикуновой в тот день, когда убили Листьева, первого марта, была защита диссертации.
Тема диссертации – творчество Варлама Шаламова. Творчество самого, может быть, трагического из наших писателей.
У меня было весь день хорошее настроение. Очень хорошее настроение. «Дядя Боря, – за несколько дней до первого марта раздался ее голос по телефону, – дядя Боря, первого марта у меня – защита диссертации. В корпусе на Льва Толстого. Приходите. Если сможете... Пожалуйста».
Я, конечно, пошел. Пошел. А вечером по телевизору вдруг: «Убили Листьева». А с утра настроение было хорошим: «Неужели Ира уже защищается? Обязательно пойду!»
Самое начало весны. Она висела в окне, когда я подошел к пединституту. Она ждала меня и кричала: «Лучше со двора, со двора заходите – здесь (с улицы) сбрасывают снег».
Разбитая аудитория, сломанные стулья, и ее защита. Блестящая защита. Все говорили об этой диссертации очень хорошо. Все. Например, Скобелев. Скобелев сказал коротко, но ярко.
Финк был болен. Он прислал письменный отзыв. Очень хороший. А в «Литературной газете», приблизительно за полгода, я прочитал: «Скоро в Самаре будет защищаться диссертация по творчеству Шаламова. Первая диссертация в России. Защищать ее будет Ирина Владимировна Некрасова».
Некрасова... Для меня – Шикунова. Шикуновы... Римма, Володя Шикунов... Ира Шикунова… Сколько лет мы дружим... Кажется, что всю жизнь... Но вот стал вспоминать и вспомнил. Был 1953 год, когда я познакомился с Риммой. Никакая она была не Шикунова. Ее фамилия была тогда – Литвинова. Риммка Литвинова. С 25-й школы. Она в 9-м классе училась тогда, в 1953-м. Я тоже в 9-м. Только, конечно, в другой школе. Школы были тогда мужские и женские. Так вот, я в 39-й, а она в 25-й. А жила она, Риммка Литвинова, напротив «Пятого года», Дворца культуры имени Революции 1905 года. Угол Льва Толстого и Ворошиловской, которая потом будет Ленинской. Прямо напротив «Пятого года». На втором этаже.
Я никогда не видел, чтобы в доме был рояль. А у них в доме стоял рояль. Домашний. Небольшой. Ее папа работал в нашей железнодорожной милиции. Он там был начальником...
Никогда не забуду, как мы втроем, трое мальчишек, шли к ней на день рождения. У нее день рождения 18 января. Тогда ей исполнилось 16 лет, и мы – Володя Зайцев, Миша Карпеев и я – шли к ней на день рождения. А во всех кинотеатрах шел фильм. Во всех кинотеатрах в тот год шел один фильм. Назывался он «Свадьба с приданым». И все напевали песенки из «Свадьбы с приданым». Все. Мы шли и по дороге сочинили стихотворение. Поздравление Риммке Литвиновой. Мы пришли и хором ей его спели на мотив песни из фильма «Свадьба с приданым». «Вам шестнадцать, очень рады! Поздравляем от души! Но учтите, что ребята и в пятнадцать хороши».
Мы были моложе ее. На несколько месяцев – все мы с тридцать восьмого года.
Так вот теперь, когда я звоню ей в ее день рождения или прихожу к ней в ее день рождения, она всегда поет эту песенку. И вспоминает день, когда во всех кинотеатрах шел фильм «Свадьба с приданым». Когда ей было шестнадцать…
Потом… Потом Римма кончит мединститут. Потом защитит кандидатскую диссертацию. Потом защитит докторскую диссертацию. Станет известным в городе офтальмологом. Володя Зайцев уедет в Ленинград. Закончит кораблестроительный институт... Он сегодня доктор технических наук. А Миша Карпеев… А Миши Карпеева уже нет… Он работал технологом на нашем «Бурмаше»… А Римма… Римма будет работать в клинике Ерошевского, и ее будет приглашать к себе Федоров. Знаменитый Федоров, в Москву. Но она не поедет. Не сможет поехать туда. Но об этом чуть позже.
А сейчас о Володе.
С Володей Шикуновым мы вместе учились в пединституте. Я курсом выше, хотя он постарше меня. Он родился в 1937 году. День рождения его – 19 октября. Ну, скажите, можно запомнить? По-моему, этого просто нельзя забыть. Он родился в Пушкинский день, в день открытия лицея. Запомнить просто. Если День открытия лицея и все рассказывают о Пушкине по телевизору и пишут в газетах, то значит, надо звонить Володе Шикунову, потому что он родился в 1937 году 19 октября. Звоню... Сейчас звоню. А было время, когда обязательно к нему в этот день приходил. Далеко идти мне не надо было. Мы жили рядом, дверь в дверь. Так получилось, что на углу Московского шоссе и Революционной, в доме, где на первом этаже магазин «Ткани», мне дали квартиру. Там и сейчас есть магазин «Ткани». И вот там мне дали квартиру. И вдруг в свободную квартирку, именно квартирку, четырнадцать квадратных метров комната, приезжает Вова Шикунов. С женой Риммой и дочкой Ирой.
Я знал, я, конечно же, знал уже, что Римма Литвинова вышла за Володю Шикунова. И я знал, что у них дочка, и видел ее не раз – Риммка мне ее показывала... Однажды на Льва Толстого их встретил – ее и милую девочку, совсем маленькую, годиков трех. «А где папа? – спросил я. – Где, Ирочка, папа?» – «Папа в Пестлявке», – сказала она.
Володя работал в пестравской газете. Окончил институт, филологический факультет, потом аспирантуру... Нет, он не защищался. Я даже не знал, что он окончил аспирантуру. Окончил аспирантуру и уехал работать в Пестравку.
Там Володя работал недолго. Потом работал в «Волжском комсомольце», в «Волжской коммуне», потом был собственным корреспондентом «Труда», потом собственным корреспондентом «Водного транспорта». Вот в это время они и жили в «Тканях», угол Революционной и Московского шоссе. На шестом этаже. А Ира росла. И училась в 92-й школе. Рядышком… совсем рядом с домом. И это она защитила потом диссертацию. По творчеству Варлама Шаламова. Вот о ней чуть подробнее. Вот об Ире… Об Ире подробнее… Но сначала вот что. Сначала еще о Володе.
Володя Шикунов очень любит кофе. Знаете, как я утром вставал, когда мы жили с ним дверь в дверь? По утрам я прислушивался. Если работает кофемолка в квартире напротив, значит, пора вставать. Шикунов уже пьет свой утренний кофе, значит, пора пить кофе и мне.
Кофе Володя очень любил и постоянно искал этот кофе по магазинам. И находил. И если у тебя не было кофе, а кофе тогда был дефицитом, все было тогда дефицитом, то можно было зайти к Шикуновым и попить кофе у них. Если это был будний день. По выходным к Шикунову приходил Владик Князев.
Когда рассказываешь о Шикуновых, о Володе Шикунове, то обязательно надо рассказывать о Владике Князеве.
Владислав Князев – это известный в Самаре журналист. Мы учились все вместе в пединституте. Шикунов, Князев и я. И вот, наверное, с тех самых пор Володя и Владик дружат. Но не только.
«Чем занимается папа?» – спрашивал я у Ирки в какой-нибудь из выходных. «Они с дядей Владиком пишут», – отвечал ребенок. Каждый раз я это слышал по субботам и воскресеньям. Они писали веселые повести, веселые рассказы. Писали роман...
«Что за роман?», – спрашивал я у них. «Пока, – отвечали они, – не напечатаем, говорить ничего не будем. Это плохая примета».
Владик Князев работал тогда в вечерней газете «Волжская заря». Фельетоны Шикунова и Князева печатал «Волжский комсомолец». Но эту парочку знала не только Самара. Володя Шикунов часто уезжал по литературным делам в Москву. Его и Владика Князева знали в «Новом мире», знали в «Крокодиле». «Крокодил» не просто печатал их фельетоны. Журнал очень гордился такими авторами с периферии, как Шикунов и Князев.
Шикунов очень любит кофе. А еще он очень любит Чехова. Он любит кофе, Чехова и Ильфа с Петровым. Их «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». И, думаю, ему было приятно, что самарцы его и Владика Князева называли «наши Ильф и Петров».
Они, впрочем, не только фельетоны вместе писали и книги. Шикунов и Князев. Они вместе выпускали газету.
Бункер Сталина. Сейчас все самарцы знают, что у нас есть бункер Сталина. И кого из гостей ни привезут в Самару, всех ведут в бункер Сталина. Всех. Под площадь. Обязательно. И все гости потом говорят: «Были в Самаре. Гуляли по набережной и спускались в бункер Сталина».
Бункер Сталина... А ведь было время, когда и знать не знал про него никто. До тех самых пор, пока вдруг о бункере не написали «Самарские известия». Это было потрясающе! Все, все покупали «Самарские известия» и все друг друга спрашивали: «Читали? В «Самарских известиях» пишут, что у нас здесь, оказывается, бункер Сталина!».
Я как-то открыл газету, там написано: «Самарским известиям» – пятнадцать лет». Это было в прошлом году. Значит, она стала выходить в 1990-м. Вот тогда, тогда, мне кажется, впервые и сообщили о бункере Сталина. Или в 91-м... Но это сейчас неважно. Важно, что сообщение появилось в газете, где главным редактором был Володя Шикунов. Владимир Петрович Шикунов. Это мастерство газеты, мастерство ее главного редактора – первыми сообщить вот такую сенсацию. Вместе с Шикуновым в «Самарских известиях», тех «Самарских известиях», работал и Владислав Князев.
«Самарские известия» первых лет своего существования – это была газета, которая шла нарасхват. Там была масса интересных материалов. Масса. Я бросил было тогда выписывать газеты. Потом решил: стану выписывать только те газеты, в которых работают мои друзья. Для начала выписал «Самарские известия». Выписал, стал читать, увлекся. Захотелось узнать, почему газета называется «Самарские известия». Спросил Володю. «Была с таким же названием когда-то в Самаре газета. Очень популярная. Мне показалось, что надо сохранить это название. Может, решил, название и нашей газете поможет».
В девяностых «Самарские известия» были необычайно популярны. Но я думаю, что помогло не только название. Помогло, что ее главным редактором стал Володя Шикунов. Газета – это ведь, прежде всего, ее главный редактор. Какой главный редактор, такой и коллектив в газете. Какой главный редактор, такой и климат в газете. Какой главный редактор, такая и тематика в газете. Какой главный редактор… такая и газета. Это совершенно точно.
В «Самарских известиях» Володя Шикунов работал... Долго он там работал. Долго. А потом ушел из «Самарских известий». Я думаю, потеря для газеты большая. Но так сложилась жизнь. Что делать? Что делать?.. Нет Володи в «Самарских известиях». И в Самаре он теперь наездами. Володя не только из «Самарских известий» ушел. Он и из Самары уехал. Никто понять не мог, как это Шикунов, городской до мозга костей Шикунов, бросил Самару… Уехал. У них есть дача в Заглядовке, в Красноярском районе. Вот он уехал туда. «Чем папа занимается там, в Заглядовке?» – спрашиваю я дочь Володину, Иру. – «Убирает снег, следит за кошкой, пишет...»
Пишет. И замечательные, скажу, вещи.
Вот я рассказываю и рассказываю о Самаре. Рассказываю и рассказываю об обитателях Самары. А ведь первым в «Волжской коммуне» начал подробно рассказывать о Самаре и ее обитателях Володя Шикунов. Он рассказывал о самарских мальчишках, он рассказывал о своем дворе, о нравах Самары сороковых–пятидесятых годов. Я не помню точно, где он жил, когда был мальчишкой, но мне кажется, что он жил на углу Фрунзе и Красноармейской. В доме, где жили военные, офицеры. Значит, и отец его тоже из военных. Я отца его знал уже как журналиста. Володю считаю журналистом потомственным и очень обрадовался, когда его статьи опять появились. Думаю, что не я один. Статьи эти не просто привлекли внимание. Когда Шикунов начал печатать в «Волжской коммуне» воспоминания о своем детстве, о своем дворе и об этом самарском уголке, что напротив телеграфа, словно всколыхнулось в городе что-то. Многие вслед за Володей понесли в «Волжскую коммуну» свои воспоминания, и газета печатала их. Даже Римма, жена Володи, опубликовала свой рассказ о девчонках Самары. Вслед за рассказом о мальчишках, написанных ее мужем. Так что я... Я просто продолжаю традицию, заложенную Шикуновым.
«Что делает, – спрашиваю Иру, – Володя в Заглядовке?»
«Следит за кошкой, убирает снег и пишет. Но не рассказывает что. Вы же знаете, дядя Боря, он никогда не рассказывает о том, над чем работает. Говорит: «Плохая примета».
Думаю, что дело не в примете. Дело в том, что Шикунов – это скромность. Это такое воплощение скромности.
Я вот рассказываю о нем и все время думаю: «Вот выйдет «Волжская коммуна», и, если в ней напечатают все, что я сейчас рассказываю, и она попадет в руки Володи Шикунова, а она попадет наверняка, то он скажет при встрече: «Ну зачем ты это все рассказывал?» Обязательно скажет. Он ведь самарец, Володя Шикунов. А самарцы, при всей своей внешней коммуникабельности, при внешней такой открытости, по-своему люди закрытые. Шутят, острят, рассказывают анекдоты, но себя при этом напоказ не выставляют. Не любят, в отличие, скажем, от москвичей. Пусть уж москвичи на меня не обижаются.
Не любят самарцы быть на виду. А вот оставаться наедине с собой любят. Они самодостаточны. И вот Володя такой. Он любит оставаться один на один со своим домом, с этим снегом заглядовским, с кошкой. Один на один с мыслями, с книгой, с чистым листом бумаги...
С такими людьми, как Володя, всегда очень легко. И знаете почему? Шикунов – это человек, с которым легко молчать. Шикунов – это человек, которого имеют в виду англичане, замечая: «Говорить – это только портить беседу». Вот ты приходишь к Шикунову, пьешь с ним кофе, рассказываешь ему свежий анекдот, слушаешь анекдот от него и уходишь... уходишь в абсолютном ощущении роскошнейшего общения. А еще тебе становится легче… как-то легче становится на душе...
Я очень люблю Володю. Очень. И Римму тоже люблю, хотя это совсем, совсем другой характер. Она совсем другая по характеру, Римма...
Ну, вот прихожу как-то к ним попить кофе. У Шикунова кофе всегда. У него хлеба может не быть, но кофе – это обязательно.
Так вот, прихожу, а Римма мне: «Скажи Володе, что я права».
«Володе я могу сказать только то, что ты не права». – «Но ты же не знаешь еще ничего. Ну, вот послушай. Я в родительском комитете в Иркином классе. У них никудышная учительница русского языка. Она совершенно безграмотна. Совершенно! Начала, например, им в головы вдалбливать, что слово «пиджак» надо писать через «н» – «пинжак». Представляешь?! А Ира встала и сказала: «Нет, надо писать «пиджак». – «Ты откуда знаешь?» – «Мне папа сказал». – «Кто он такой, твой папа?» – «Он знает русский язык. Он закончил филологический факультет»...
Римма мне это все рассказывает, а Володя ей: «Оставь, оставь ты это все, не надо скандалить». – «Но ведь ее надо снять с работы, – не унимается Римма, – она уродует учеников». Я в родительском комитете и я добьюсь, добьюсь, чтобы ее сняли. А Володя говорит: «Ни в коем случае». Больше того, вступил с этой горе-учительницей в переписку».
«В какую еще переписку?» – недоумеваю я.
«Она его вызвала, – объясняет Римма, – и сказала: «Если вы считаете, что я в чем-то ошиблась, пишите мне об этом». И теперь он ей пишет. Вот недавно Ирка написала в сочинении: «Это была глубокая мысль». Та ей сделала замечание: «Глубокой может быть только яма». На что твой приятель ей написал: «Вы ошибаетесь – мысль тоже может быть глубокой». Она с ним согласилась и замечание свое аннулировала. Но ведь не у каждого ученика есть свой Володя Шикунов в семье. Что тем, у кого его нет, прикажете делать? Ее надо уволить немедленно!»
«Не надо, – говорит Володя. – Оставь в покое человека».
«Ну, и кто из нас прав?» – требует от меня ответа Римма.
«Володя». – «Ты всегда встаешь на сторону Ирки и Володи. И никогда – на мою. Нет, я все-таки добьюсь, чтобы ее уволили». – «Не надо ничего добиваться», – в который раз просит Володя...
…Они разные. Разные. Но они друг без друга жить не могут. Римма не может жить без Володи, а Володя не может жить без Риммы. А вместе они не могут без Иры… Так вот, про Иру.
Что-то долго я ее не видел, и вдруг она бежит по коридору вот этого самого дома на углу Революционной и Московского шоссе. В шестом классе тогда училась. Загоревшая, в шортах. Был август. «Ну и где ты, Ирка, – спрашиваю я ее, – была?» – «В спортивном лагере». – «В спортивном лагере... Наверное, неохота в школу идти? Еще не наотдыхалась, наверное?» – «Да что вы, дядя Боря! Я уже скучаю по школе. И я там вчера была. Пришла в школу, директор уже там, я ей говорю: «Может, помочь чем-нибудь?» А директор, знаете, что? Она очень обрадовалась, что я пришла и послала меня в райком партии, к первому секретарю. И я пошла».
Я, мягко говоря, остолбенел. «Зачем, – спрашиваю, – ты пошла к первому секретарю райкома партии?» – «Мне директор сказала: «Как хорошо, что ты пришла! Надо организовать праздник цветов во Дворце культуры «Звезда», но некому этим заняться. И попросила меня. Сказала, что позвонит в райком и скажет, что я приду и организую. В райкоме очень удивились, когда меня увидели. Сказали, что это очень трудно – организовать праздник цветов. Надо, чтобы все, кто выращивает в Октябрьском районе цветы, лучшие из них принесли на выставку. Но я сказала: «Попробую. Может, удастся». И я уже была у этих старушек. Я их многих обошла. Они такие милые люди. Они не хотели отдавать свои цветы на эту выставку. Но я их очень просила.
И выставка будет. Я вам завтра принесу пригласительный билет. Дядя Боря, пожалуйста, приходите. Это такая хорошая будет выставка! У них такие цветы! Там такой есть гладиолус! Он называется «Юрий Гагарин». Такой красивый цветок! А какие прекрасные эти старушки! Они все, все до одной, согласились принести свои цветы на выставку. Машины у райкома не было, мы их вместе со старушками, вместе с их внуками все эти цветы туда сносили. Во Дворец культуры «Звезда». Вы знаете, где Дворец культуры «Звезда»?
Я говорю: «Ирочка, деточка, я хорошо знаю, где Дворец культуры «Звезда». – «Обязательно приходите. А теперь мне – за хлебом». И убежала.
Вот это Ира Шикунова. Ей было двенадцать лет. Ну, может, тринадцать. Шестой класс. А потом… потом Ира кончила школу. И это тоже целая история...
Ира в 9-м классе из 92-й школы ушла в другую школу учиться. Она ушла в восемьдесят первую школу. Она ушла в школу на Самарской площади. И это тоже было не совсем просто.
Римма не хотела, чтобы Ира заканчивала десятилетку. Дело в том, что Ира училась в музыкальной школе. Как она училась в музыкальной школе? Точно так же, как и в общеобразовательной. Прекрасно. Прекрасно! По-моему, на все пятерки. Что в музыкальной школе, что в общеобразовательной. Сама-то Римма тоже окончила музыкальную школу в свое время. И я не раз слышал, как она играла на этом их домашнем рояле. И вот она хотела, чтобы Ира после музыкальной школы обязательно пошла в музыкальное училище. Педагог музыкальной школы умоляла Римму уговорить дочь поступить в музучилище. «Ее, – говорила педагог, – туда обязательно примут». А Ира хотела пойти в филологический класс восемьдесят первой школы. Римма хотела, чтобы она пошла в музыкальную школу. А Ира не хотела… Римма хотела, а Ира нет, и однажды они пришли к нам. То есть сначала в дверь напротив квартиры Шикуновых, нашу дверь, постучала Римма. «Галя, – сказала она моей жене. – Пусть Иру кто-нибудь из музыкантов послушает (моя жена работает в училище культуры, тогда оно называлось культпросветучище). Пусть послушает и скажет, стоит ей идти в музучилище или нет. Володька говорит: «Пусть Ирка сама решает». А я думаю, что ей надо, надо в музучилище...»
Тут в квартиру ворвалась Ира: «Я хочу в филологический класс! А мама неправа». Римма начала на Иру кричать, Ира начала плакать... И тогда я сказал Ире: «Ирочка, что ты волнуешься. Ну пусть тебя люди из музыкального училища послушают...» – «Они меня сразу примут, дядя Боря, они меня сразу примут, а я не хочу». – «А я говорю, что они тебя не примут. Не примут, если ты сделаешь одну вещь. Если ты, Ира, сыграешь плохо. Все очень просто. Ты просто пойдешь и сыграешь там плохо. И тебя не примут».
И что, вы думаете, Ира? Ира подняла на меня глаза, полные слез, она посмотрела на меня и сказала: «Дядя Боря, я ничего не могу делать плохо». Понимаете? Она тогда училась в 9 классе…
В музыкальное училище Ира все-таки не пошла. Она поступила в 81-ю школу в филологический класс. Володя Шикунов был доволен. Она поступила в школу на Самарской площади и стала учиться там на «пятерки». На одни «пятерки». И, став студенткой пединститута, меньше «пятерки» не получала. «Пятерки», одни сплошные «пятерки». И Римма мне однажды говорит: «У меня дочь какая-то дура. Она учится на все «пятерки», буквально на все «пятерки». Я ей говорю: «Ты же не настоящая студентка. Ну ты хоть раз можешь получить «двойку»? Ну, хотя бы «четверку». Нет, лучше «двойку». Ты понимаешь: я ее учу быть настоящей студенткой».
Я говорю: «Римм, может быть, ты вспомнишь, как сама училась?» – «Да мало ли как я училась» ...Ушла, а через несколько дней вдруг опять приходит и говорит: «Ирка позавчера пришла и просит купить ей в «Тканях» платье. Я сказала: «Ни в коем случае!» Она говорит: «Ну почему? Я же у тебя первый раз в жизни прошу. Ну купи, пожалуйста, это очень хорошее платье». Я говорю: «Хорошо. Куплю. Куплю это платье моментально, в одну секунду. У тебя когда экзамен следующий? Завтра? Вот иди и сдай его на «двойку». Как только ты его сдашь на двойку, так я тебе тут же куплю это платье». Она говорит: «А как это – сдать «на двойку»?» – «А очень просто. Я тебя научу. Ты берешь билет. Говоришь, что ничего не знаешь, кладешь его и уходишь. Тебе ставят «двойку». Тебе ставят «неуд». Мы покупаем платье, и ты экзамен пересдаешь – двоечникам можно пересдавать. Пересдаешь, тебе ставят «пятерку»… Ну, решай!» Она сказала: «Подумаю». На другой день сижу, жду ее с экзамена, смотрю: идет хмурая. Еле передвигает ноги. Звонит. Открываю, говорю: «Сейчас же идем покупать платье». Она: «Не нужно мне твоего платья, не нужно. У меня «пятерка».
«Ну разве не дура?» – негодует Римка.
Так вот, в Москву Римма не поехала. Римма в Москву не поехала, хотя Федоров ее очень звал в свой Центр. Очень. Обещал квартиру. Не поехала. Не смогла. Ира вышла замуж. За прекрасного парня. Его зовут Игорь. Он окончил наш политехнический институт, он нефтяник, если я не ошибаюсь. Ира вышла замуж, и у нее родился сын. Данила. А потом у нее… Она думала, что будет ребенок. Она думала, может быть, дочь. Родились две. Две. Даниле было около трех, а у Иры родились еще две девочки. Близнецы. Одну назвали Оля, другую назвали Настя. Ну разве могла Римма уехать? Осталась в Самаре, осталась в клинике Ерошевского, осталась растить внуков. Ужас что творилось у них в доме! Ужас! Данила катается на трехколесном велосипеде. Олю и Настю надо в это время укладывать спать, а он катается. Их надо укладывать спать, а он дребезжит звонком и скрипит колесами. А иногда он берет длинную щетку и кладет ее поперек кухни. А в это время несут девочек пеленать. Папа несет одну. Бабушка несет другую. Через эту щетку все спотыкаются, шум, гам... И всем этим верховодит Ира, прекрасно справляясь со всей компанией.
Но дети выросли. И поступили учиться к Наяновой. Потом девочки поступили в пединститут. На филологический факультет. Только на отделение журналистики. Как дед, хотели быть, как дед... А дед… а Володя Шикунов, проработав долгое время в «Самарских известиях», из Самары уехал. И никто понять не мог, как это он, городской до мозга костей, бросил Самару. Уехал. У них есть дача в Заглядовке, в Красноярском районе. Вот он уехал туда.
«Чем папа занимается там, в Заглядовке?» – спрашиваю я Иру. – «Пишет, убирает снег. Ему там хорошо. И маме там, на свежем воздухе, тоже хорошо. Вы же знаете...» – «Я знаю – у нее больное сердце».
Телефонный звонок. Снимаю трубку: Ирин голос. Я ее узнаю по телефону сразу. Я редко кого узнаю. Ее узнаю. «Вы придете в «Пятый год»? В «Пятом годе» будет отмечаться юбилей филологического факультета. Папа приедет. Приходите, пожалуйста. Я вас встречу».
Я был на юбилее этого факультета. Я учился в пединституте. Но пришел и из-за Шикуновых тоже. Из-за Вовы, который обещал приехать из Заглядовки. Из-за Ирки... Она так радовалась, что я пришел. И у меня немедленно поднялось настроение. Я когда встречусь с ней или поговорю по телефону, у меня тут же хорошее настроение. Надолго хорошее настроение.
Ира не сразу пошла работать в пединститут. Не сразу. Она работала сначала в драмтеатре. В студии. Она там занималась с артистами. Она читала им предмет, который назывался, который назывался, по-моему, «Слово». В драмтеатре ее очень любили. Очень. И говорили мне об этом. «Дядя Боря, ну не верьте вы всему, что обо мне говорят», – просила Ирка. А я и не верил. Я точно знал и знаю: там, где она появляется, даже совсем ненадолго, говорят потом о ней очень долго. И всегда хорошо. Очень хорошо. Такой она человек, Ира Шикунова...
Мне как-то Монастырский Петр Львович сказал: «Жалеем. Жалеем. Она от нас уходит в пединститут». Любил. В театре ее все любили.
Ну, вот она ушла в пединститут и работает там. На кафедре литературы. Читает введение в литературоведение, читает устное народное творчество... И опять ее все любят. Не любить ее невозможно.
Недавно звонит мне и говорит: «Дядя Боря, извините меня, пожалуйста». – «Да за что?» – «Ну как же: вы у меня брали два тома Шаламова, оставили на кафедре, чтоб мне вернули, а я не сразу вам позвонила, чтобы сказать, что обе книги у меня. А вы ведь, наверное, волновались: передали – не передали». Ира Шикунова.
А Володя Шикунов в Заглядовке. И Римма с ним. Но часто приезжает в Самару. Сердце у нее больное, но она приезжает. У нее здесь диссертанты, и она занимается иридодиагностикой. Но бывать ей в Самаре надо вот еще почему. У Иры родился внук. Ирка мне позвонила и говорит: «Я теперь бабушка. 31 января у Данилы родился сын. Мишей назвали. Я, дядя Боря, теперь нечасто буду на Льва Толстого».
И я действительно теперь ее там нечасто вижу. Но совсем недавно встретил Настю и говорю: «Настя, ну как там дела у мамы?»
«Она все время с ребенком, с Мишей». – «Я знаю: ему скоро год. Он родился 31 января». – «Вы так спокойно запоминаете все даты», – сказала она. «Те, что связаны с вами, спокойно. Я помню, что дед твой родился в Пушкинский день. Помню, что у мамы день рождения на следующий день после моего дня рождения. Помню, что, когда бабушке твоей исполнилось шестнадцать, во всех кинотеатрах города крутили один фильм «Свадьба с приданым», и что было это 18 января 1954 года. Скоро у нее еще один день рождения. Я обязательно позвоню».
«А я скажу ей, что вы позвоните». – «А маме своей передай, что я ее люблю». – «Я всегда ей говорю это». – «Ну, а она что?» – «Улыбается. Она всегда улыбается, когда я ей говорю, что вы ее любите».
Анекдот от Володи Шикунова. Давно он мне его рассказывал, но анекдот хороший. Вопрос армянскому радио: «Что такое: летит, жужжит, в лоб не попадает». Ответить на этот вопрос невозможно – невозможно отгадать, но армянское радио отвечает: «Летит, жужжит, в лоб не попадает – это советский бесшумный влобпопадатель».
Знаете, для чего я рассказал этот анекдот? Я рассказал его для того, чтобы сделать паузу. Сделать паузу перед тем, как завершить рассказ о Шикуновых... Я давно, давно к рассказу этому подбирался, и мне трудно его завершать. Потому что, когда я рассказываю о Шикуновых, передо мной проходят не дни, не года – десятки лет. А еще потому, что характеры это удивительные. Что Римма, что Володя Шикунов, что Ира Шикунова. Или вот Оля и Настя, такой слепок с Иры.
Я смотрю на Олю с Настей, вспоминаю их маму девочкой и понимаю, насколько же и в них много от Володи и Риммы.
Мне кажется, что Шикуновы их всех очень многому научили. И продолжают учить. Совершенно не уча ничему. Римма, Володя…
Володя учит их самим своим существованием, самим своим отношением к людям, к профессии, к жизни. И я думаю, что с возрастом они начинают понимать все больше и больше, кто для них их отец или дед. Думаю, что со временем это поймет и Мишенька. Внук Иры и правнук Риммы с Володей.
…Неужели у Иры уже внук?.. Уже внук, а я все забыть не могу ее девочкой… Подняла на меня глаза, полные слез: «Дядя Боря, я ничего не могу делать плохо. Ничего. Понимаете?..»
Источник: «Волжская коммуна», 19 и 20 января 2006 г.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: