23 мая 2008 15:48
Автор: Борис Кожин, Светлана Внукова (г. Самара)
Сергей Хумарьян, Татьяна Маневич и другие
Прошлый раз, рассказывая о войне, я упоминал о Сергее Георгиевиче Хумарьяне. Речь шла о фильме, который был снят по сценарию Сергея Георгиевича Хумарьяна «Этот день мы приближали». О работе разведчиков, чекистов в годы войны в нашем городе, в нашей губернии.
Благодаря Хумарьяну нам при подготовке этого фильма удалось встретиться с двумя такими женщинами! Одну из них зовут Татьяна Львовна. Фамилия ее девичья – Маневич.
Лев Ефимович Маневич – это великий разведчик. Величайший. Маневич, Абель, Филби, Зорге... Так вот, с дочерью Маневича нам удалось поговорить.
Не знаю, видели ли вы этот фильм, который называется «Земля. До востребования». Там Маневича играет Олег Стриженов.
Лев Маневич. Этьен. Коммунист, влюбленный в Советский Союз, в советскую страну... Зачем мы встречались с Татьяной Львовной Маневич? Какое отношение имели она и ее отец к фильму, который рассказывал о чекистах Куйбышева в годы войны? Наипрямейшее. Иначе бы мы не поехали к Татьяне Маневич в Москву. Дело все в том, что Маневич жил в Самаре. Лев Маневич жил ... Нет, нет, нет, он не из Самары. Не из Самары, но именно здесь он познакомился со своей будущей женой. С Надеждой, с матерью Татьяны Львовны.
Маневич был пропагандистом, приехал сюда, в Самару, и выступал как агитатор. И вот, возвращаясь как-то в город после одного из своих выступлений, обратил внимание на девушку, которая ехала с ним в одном вагоне, возвращаясь с того же митинга. С подругой ехала. Подруга их и познакомила.
Он был красив, он прекрасно выступил, а у нее на днях должна быть свадьба. И жених у нее был не из простых – сын самарского губернатора. «Но когда она познакомилась с Левушкой, – рассказывала нам Татьяна Львовна Маневич, – то сказала, что не пойдет под венец. Скандал был страшный. Скандал был страшный в семье. «Уж, как поется в песне Анны Герман, платье шилось новое»
Нет, только с Левушкой. Так самарчанка стала женой великого разведчика.
Маневич окончит военную академию, которая потом станет академией имени Фрунзе. Окончит авиационный курс, будет прекрасно разбираться в авиации, но станет разведчиком. В 30-е годы, перед самой войной, будет арестован итальянскими фашистами и проведет не один год в тюрьме, а потом в концентрационном лагере. Но до ареста успеет сделать для Советского Союза столько, сколько редким разведчикам удавалось сделать.
Мало этого. В лагере, концентрационном лагере, создаст из заключенных подпольный разведцентр. Никто так и не узнает его настоящего имени. Никто не будет даже знать, из какой он страны. Только умирая, а умрет он 11 мая от туберкулеза, когда лагерь будет уже открыт, он попросит одного из освобожденных узников, бельгийца, по-моему, добраться до Москвы и передать единственную фразу: «Этьен умер».
Я помню эту статью в газете «Известия». Называлась она «Москва вызывает Этьена»: Татьяне Львовне Маневич и ее матери вручили Золотую Звезду – Звание Героя Советского Союза Маневичу было присвоено посмертно.
Москва вызывает Этьена.
Мы созвонились с дочерью разведчика. Телефон дал Хумарьян. Она сказала, что будет нас ждать. Мы сказали, что приедем к ней в марте. Или в апреле, и предварительно опять позвоним. Она сказала, что будет ждать, дала свой адрес и подробно рассказала, как до нее добраться. Добраться очень просто. Она живет совсем недалеко от Казанского вокзала. Метро. Станция «Семеновская». В час она будет ждать нас. В час дня.
И вот 24 марта прошлого года мы оказались в Москве. Поезд пришел очень рано, мы позвонили ей, спросили, не может ли она нас принять раньше. «Пожалуйста, – сказала она, и мы к ней приехали.
Было девять утра, она была очень плохо настроена. «Значит так, – сказала. – Я, действительно, согласилась рассказать вам об отце, и я расскажу, но только вы должны знать, что я очень больной человек. Почти слепая. Например, я вас не вижу. Я очень больной человек, и у меня тяжело больна собака – мне ее надо сейчас везти к ветеринару (вокруг нас бегала эта самая собачонка), и больше тридцати минут разговаривать с вами не буду. И ни в коем случае не заставляйте меня переодеваться! И никуда ходить не надо: прямо вот здесь сядем и поговорим».
Вы знаете, мы всегда соглашаемся. Всегда. Нам говорят: «Мы очень заняты, десять минут, не больше». Мы говорим: «Нам довольно пяти».
Она говорит: «Тридцать минут», я говорю: «Татьяна Львовна, ну о чем вы говорите! (Я пришел с режиссером картины – с Витей Шубиным, с нами был – как оператор, наш сегодняшний директор Безуглов Саша. Мы все вошли, сняли обувь... Обычная небольшая двухкомнатная квартирка...) Что вы! Какие тридцать минут! Да мы в двадцать уложимся! Мы вас не будем беспокоить». И мы включили микрофон.
Полшестого вечера она говорит: «Я что-то понять не могу. Виктор Герасимович, Борис Александрович, Александр Александрович, я понять не могу, куда вы все торопитесь? Вы, что – уже уезжаете?» Я говорю: «Они уезжают». – «Ну, Казанский вокзал же рядом! Мы же еще чай не попили. Сейчас торт принесут. Полшестого вечера!» – сказала она, дав полчаса в девять часов утра.
Я говорю: «Вы знаете, пусть они едут, а я останусь». Она говорит: «Ну и конечно, оставайтесь». Я говорю: «Я вообще здесь буду жить». Она: «Ну, и, пожалуйста, живите». – «Да у вас тут жировки на квартиру, и пока вы гуляли с собакой, мы их давно переделали на свои имена». – «И правильно сделали», – сказала она.
Что произошло между девятью часами утра и половиной шестого вечера 24 марта 2005 года?
Боже мой, чего она нам только не рассказывала про своего отца! Про свою маму, про свою жизнь... Она вдруг нам сказала: «Вот вы говорите – про папу. Вы говорите – про маму. А я ведь тоже связана с вашим городом. Я ведь тоже была в Самаре...
А папа дома бывал мало. Он все время бывал в командировках. Он все время куда-то уезжал. А мама его все время ждала. Как она его любила! Мама. Вы себе даже представить не можете ...»
И долго молчит. И мы молчим вместе с ней...
Разве это интервью?
Молчим, потом она говорит: «Я сидела за шкафом. Мне было три года, я разложила свои игрушки, вдруг открылась дверь, и на пороге появился высокий красивый мужчина в штатском. К нам всегда приходили только военные. Моя мама ведь тоже работала в разведке. Тоже. На секретарских работах.
К нам приходили только военные люди, и никогда я не видела людей в штатском. Мне было всего три года, и я вообще еще мало кого и что видела. Я играла с игрушками за шкафом. И вдруг на пороге он. С двумя желтыми чемоданами. Вот этот мужчина. Красивый, в шляпе, в роскошном пальто. В Москве никто так не был одет. Очень красивое пальто. И моя мама вдруг бросилась к нему на шею и заплакала. На всякий случай заревела и я.
Это был мой отец. Лев Маневич. Он бросился ко мне, начал меня целовать, я ревела и ревела.
Я по-русски-то говорила плохо, а он начал учить меня немецкому языку. Он знал прекрасно немецкий язык. И я по-немецки начала говорить лучше, чем по-русски. Потом в свои короткие приезды он начал меня учить письму. Он даже меня стал учить готическому шрифту.
Я очень любила английский, а он меня начал учить французскому. Он по-французски говорил так, что невозможно было отличить его от француза».
«Он любил петь, – говорила Татьяна Львовна Маневич. – Знаете, какая любимая его песня? Его любимая песня – «Там, вдали, за рекой». Он часто ее пел, часто... Потом он исчез. Мама сказала – в командировке. Он всегда уезжал в командировку. А потом мы просто прекратили говорить об отце. Я только плакала и плакала в подушку.
Это я потом узнала, что его предали, выдали и что он в Италии сидит в тюрьме. Нам все время говорили, что он вернется». Вот – вот, – говорили, – вернется». Нам говорили, что готовится его побег. Но потом побег почему-то отложили, а потом... потом я узнала, что он умер.
Нет, писем мы не получали. Однажды пришло только письмо. И даже не письмо – записка»...
Как Татьяна Маневич оказалась на Волге? Ей удалось поступить в институт военных переводчиков, который тоже был эвакуирован из Москвы. С трудом, с трудом удалось поступить. Женщин не брали.
«Меня, – рассказывала Татьяна Львовна, – в институт взяли по блату. И тут же сказали, что эвакуируют. Куда? В столицу эвакуации. Но это мы узнали потом. А сначала мы просто плыли и плыли по Волге. И знаете, куда приплыли? В Ставрополь. Небольшой такой городок, такая большая деревня. Вот там, в институте военных переводчиков я и училась.
Все хотела говорить по-английски и, наконец, научилась, а папа все учил и учил меня немецкому и француз-скому. Английский он тоже знал прекрасно, но очень любил французский, и любил вот эту русскую песню «Там, вдали, за рекой».
«А вот те два желтых чемодана, – вдруг вспомнила она, – они здесь – достать?» Мы сказали: «Да нет, не обязательно». Жалеем, жалеем до сих пор. Надо было бы снять эти два желтых чемодана, с которыми вошел в квартиру вот этот человек в шляпе и в очень хорошем пальто. Зачем-то вдруг пришел, зачем- то бросалась ему на шею и плакала мама...
Жалеем, жалеем... Но мало ли, о чем мы жалеем.
В Австрии похоронен Маневич. У Татьяны Львовны есть фотография могилы, и фотографию мы, конечно, поместили в наш фильм...
Господи, что он вытворял! Он же был бизнесменом. Он же был крупным бизнесменом, в экономике разбирался прекрасно – у него был очень удачный, прибыльный международный бизнес, он имел массу связей с разными фирмами и все время передавал в СССР военные сведения. Например, об авиации Германии. Он бывал в самых высоких кругах, от него ничего не скрывали, от него, очень успешного бизнесмена. И об этом он тоже сообщал. О том, что готовится война с Советским Союзом. Точнее, о том, что нельзя рассчитывать на то, что войны не будет. У него была масса доказательств, и он совершил совсем уж, казалось бы, невозможное: организовал разведку в концлагере. Она работала прекрасно, у него была там масса агентов и масса связных за пределами лагерями – связь была с Советским Союзом непрерывной. Например, он узнал, что немцы решили затопить шахту с заключенными, и сообщил об этом. Мало того, когда он увидел, как фашисты выстроили людей, чтобы спустить в шахту, которая будет затоплена, людей самых разных национальностей, то на нескольких языках, находясь в толпе заключенных, обратился к ним и сказал, чтоб не вздумали в эту шахту идти.
Вот кто такой был Лев Маневич. Левушка, которого так полюбила самарская девушка Надя, Лев Маневич, которого боготворит дочь, вот этот высокий человек в шляпе, в роскошном пальто, с двумя желтыми чемоданами... «Земля. До востребования» назывался фильм о нем. О человеке, который с Самарой связан очень крепкими узами.
«Сама-то мама из Самары, – все время говорила Татьяна Маневич. – Из Самары. И я до сих пор вспоминаю Самару с удовольствием. Всегда слушаю все сообщения из вашего города... Ну, вы здесь побудьте, а я погуляю с собакой. Чай мы попьем потом».
«Волжская коммуна», 19 мая 2006 г.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: